Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Как и во всём другом, здесь много имитационного. На словах, везде, и в социуме, и в семье, главенствует мужчина, хозяин, господин, но это только на словах. Думаю, в наших семьях давно происходит перераспределение ролей, но по инерции все делают вид, что ничего не изменилось. Остаётся ожидать, когда будут сброшены маски. Думаю, что не только женщина, мужчина, в этом случае, спокойно вздохнёт.

Мне остаётся привести буддийскую притчу о человеке, который сначала обладал большим внешним авторитетом и производил угрожающее впечатление на окружающих. До такой степени, что те восторженно вставали, когда он входил в помещение.

Потом этот человек обрёл внутреннюю власть над собой и люди перестали его замечать. Этот человек обрёл мудрость, мудрость постепенно стали обретать и люди вокруг.

Эта притча, увы, пока не про нас.

…вернёмся к Азербайджану… к семидесятым…

Надо ли говорить, что Азербайджанская ССР, была составной частью СССР, и принципиально отличаться от других союзных республик не могла.

Как везде и здесь был застой. Иначе говоря, за редким исключением, было мирно и смирно. Не принято было высовываться, хотя никто под микроскопом не искал крамолу.

Как и везде ассортимент продуктовых и промтоварных магазинов был крайне скуден. Отсюда «достать» и «дефицит» было почти жизненной программой.

Как и везде была номенклатура, со своими спецмагазинами, спецполиклиниками, путёвками в спецсанатории. Признаюсь, какое-то время входил в данный «контингент»

…разумеется, не на самой высокой ступени пирамиды…

и могу засвидетельствовать, что в сравнении с современными супермаркетами и модными бутиками, они показались бы просто нищенскими.

Одним словом, тот же советский застой, те же нравы, та же политическая иерархия.

Политических институтов в реальном их значении, не было в СССР, не было и в Азербайджанской ССР.

Понятия гражданин в реальном политическом значении, не было в СССО, не было и в Азербайджанской ССР.

Тогда что же означал Большой нарратив о «великом руководителе», который живёт до сих пор, и не только в официальной пропаганде, но и в сознании многих людей?

Легко сказать «Большой миф», не на голом же месте он родился и продолжает жить. Большой миф невозможен без доли правды, которая потом гипертрофируется, мифологизируется, закрепляется в массовом сознании.

В чём она, эта «доля правды», заключалась?

Почему многие деятели нашей культуры до сих пор остаются апологетами этого нашего самого «великого руководителя»?

Почему критическое мышление у нас отступило перед лицом «Большого нарратива»?

Почему никто по-настоящему не задумался, как одному и тому же человеку удалось стать (быть или казаться?) национальным героем в республике, сделать головокружительную карьеру в центре, которая невозможна без проявления верноподданнических чувств, вернуться на самую вершину власти уже в независимом государстве?

Оставляют этот вопрос философам, историкам, политологам, всем тем, кто любит и умеет думать.

Выскажу только своё твёрдое убеждение, что две редакции повести «Звук свирели» факт не случайный. За этим фактом стоит целая философия жизни, которая сплошь должна состоять из искусных манёвров, тактических уловок, когда цель оправдывает любые средства для её достижения.

Господин должен оставаться господином, слуга слугой, и следует любыми средствами разрушить политические институты, которые могут нарушить эту субординацию.

По аналогии с известной мыслью А. Чехова придётся по капле выдавливать из себя «великого руководителя»[929].

Особенно это касается слуг…

«На Хребтовой»…

В 1967 году азербайджанский писатель Рустам Ибрагимбеков напечатал повесть «На 9-й Хребтовой».

В 1969 году по этой повести был снят знаковый для Азербайджанского кино, фильм «В этом южном городе»[930].

Сейчас, когда я пишу эти строки (27 июля 2015 года), название фильма мне кажется неудачным. «Хребтовая» конкретное название улицы в Баку, а всего было 12 Хребтовых, последняя «12-я Хребтовая».

«В этом южном городе» вызывает у меня санаторные ассоциации, где-то там, в одном из южных городов. «Хребтовая» не оставляет сомнений, где это происходило. И с кем.

Фильм не книга, у неё другая, более многочисленная аудитория. Время, когда был снят фильм «В этом южном городе», хотя и было «мирное и смирное», но время советское, цензура уже не свирепствовала, но не была ещё отменена. Название «На Хребтовой», вкупе с событиями, которые происходили на этой «хребтовой», могли вызвать недоумение и неприятие, и не только у цензоров. Жизнь показала, что и название не спасло, не трудно было догадаться, имена персонажей, их поведение, их облик, говорили сами за себя, – не где-то там это происходило, а у нас. Фильм был про нас.

Нас это шокировало, мы к этому не привыкли. Фильм вызвал резкий протест у той части нашей интеллигенции (весьма многочисленной), которая была уверена, в мир следует транслировать наш благообразный облик. Мало ли что могут о нас подумать, вдруг решат, что мы такие же развращённые, как эти европейцы.