Не надо думать, что общественная роль «слуги» предопределяет униженность, угнетённость. Разные исторические времена, разные культуры, соответственно, разные «слуги». Вспомним слуг из английского кино, несмотря ни на что, сохраняющих горделивую осанку. Или американский фильм о реальном дворецком при нескольких президентах США[926]
, который в самых тяжёлых обстоятельствах жизни, сумел сохранить своё достоинство.Не будем идеализировать положение слуг или дворецких, но во всех случаях, в развитых культурах, растоптать достоинство слуги (дворецкого) означает растоптать сами основы жизни.
В общественных ролях слуги и господина много динамичного, изменчивого, у каждого свои иллюзии, своё ложное сознание, – вновь уроки Гегеля.
Господин, который ставит между миром и собой бесправного раба, фактически наталкивается на пустоту, и его иллюзия всесильности сразу, или с течением времени, обнаруживает отсутствие действительной исторической силы.
С другой стороны, здоровая привычка к повиновению, важный момент в развитии самосознания человека. Не испытав на себе этого принуждения, ломающего своеволие личности, никто не может стать свободным, разумным, и способным повелевать. По Гегелю именно рабское сознание возвышается до стоического и скептического, каким оно реализовало себя в древнегреческой философии.
Возможно в этом суть библейского изречения «страх перед господином есть начало мудрости»[927]
. Признаюсь, мне не очень понятен этот «страх перед господином», но покорность, тем более, «космическая покорность», пожалуй, действительно «начало мудрости». Особенно в эпоху бездумного потребления, когда хочется всё забрать, ничего не отдавая.Экстатический вариант подобной покорности, жизнь и поэзия Марины Цветаевой[928]
…приведу хотя бы такие строчки: «я раба, ты Господин», «Ты – Господь и Господин, а я – Чернозём»…
Прав я или не прав, не мне судить.
Наконец, возможно, самое главное для наших целей.
Понимание того, что в современную эпоху власть определяется не отношениями господства и подчинения, а уровнем легитимности. Между человеком, избранным во власть, и гражданином, который избирает эту власть, стоят политические институты и правовые процедуры. Они то и не позволяют «господину» игнорировать самосознание слуги, тем более, растоптать его как личность.
Западные (и не только западные) интеллектуалы могут доискиваться до подводных течений и скрытых мотивов любой власти.
Кто-то будет приветствовать сверхчеловека как абсолютного господина, кто-то будет скептически развенчивать западные легитимные институты, кто-то обнаружит, что власть использует интеллектуалов как медиумов, кто-то выдвинет феминистическую гипотезу о становлении Женщины как Господина, кто-то, с менее изощрённым умом, будет продолжать цитировать Брёма.
Не будем лукавить, об этом полезно рассуждать, когда власть легитимна, а политические институты нормально функционируют. К нам это не относится. Следует отдавать себе отчёт, что без нормально функционирующих политических институтов, у нас не только не наступит эпоха «конца истории», когда полезно рассуждать о неизбежных границах (ограничениях) легитимности, но и постоянно будем мельтешить в преддверии «начала истории».
Мнимое мельтешение
Мнимое мельтешение истории.
Несколько важных итогов для азербайджанского сознания.
Первое.
Политик, занимающий высокий политический пост, нередко преувеличивает свою историческую значимость, и не понимает ограниченный характер своей власти. Даже когда все перед ним склоняются, и он волен унизить, даже уничтожить, любого из них.
Второе.
Понимание того, что в театре человеческого духа, не стыдно, даже полезно, оказаться «мышонком», имеющим ничтожно малый социальный ресурс. При условии, что сумеешь сохранить достоинство, сам, в себе, и для себя. И не следует возмущаться, торопиться свергать «господина», не возвысившись в себе самом до стоицизма и скептицизма.
Третье.
Четвёртое.
Только в одном случае, институты мешают им окостенеть, мешают прорваться атавистическому началу. В другом случае,
Чтобы получить изысканное удовольствие от своего господства. Чтобы упиваться своей всесильностью.
Пятое.
Традиционно у нас мужчина был господин, женщина – слуга. У женщины не было прав, не было статуса. Рьяные националисты, всё равно мужчины или женщины, могут привести множество примеров высокого статуса той или иной женщины в нашей истории, но это не меняет сути.
Это «традиционно», а что сейчас, в современной жизни.