принципиально не приемлю другие приевшиеся имена, которые своей непроницаемостью заслоняют (задерживают) дыхание «трёх Мирза». «Кривой путь» привёл нас к ложному сознанию, литература перестала открывать нам самих себя, нам осталось придумать свой благообразный, а по существу кастрированный образ, чтобы транслировать его в мир;
три повести, о которых шла речь, стали значительными
…использую именно этот эпитет, чтобы просто подчеркнуть
в нашей не только литературной, но и культурной жизни, потому что в них дышит наш культурный ландшафт, потому что они продолжают традиции «трёх Мирза». Потому что они помогают нам продолжать открывать нам самих себя.
К сожалению, эти три повести, как во многом и наследие «трёх Мирза», до сих пор остаются немыми, мы не слышим их голоса, как и голос «женщины за закрытой дверью». Речь идёт не об изучении этих повестей (как и наследия «трёх Мирза») в качестве художественного текста (хотя и здесь существуют свои пробелы), а о просветительской традиции «вечного вопрошания», которая и позволяет разрушить любые заборы.
…Добавлю, что «забор» из повести «Камня», перекочевал в наш Большой Город. Пытались создать благообразное впечатление для приезжих туристов, а по существу создали уродливый памятник самим себе, ведь за этим заборами остались руины, накапливается мусор, и очень скоро нам всем, живущих в этом Большом Городе, придётся задуматься над тем, что делать с этим опасным гниением, которое рано или поздно начнёт надвигаться на весь город.
Может ли народ жить без истории, ограничиваясь ритуалами свадеб и похорон?
Может ли существовать история, если обществу навязывается один идеологический императив?
История народа, история нации, это учёные-историки и Институт истории, от которых народ узнаёт о своём прошлом, или способность народа жить исторически, т. е. обладать способностью меняться под влиянием рефлексии над прошлыми историческими событиями?
История народа, история нации это ваяние времени, которое только и может создать временной поток, идущий из прошлого в будущее, или просто перечень событий, нанизываемых на хронологическую ось, не имеющую отношение к самим событиям?
Как оценить 70-е годы прошлого века в нашей истории, и сможем ли мы понять самих себя в своей истории, если у нас не хватит мужества мыслить (sapere aude) по поводу этого времени?
Оставляю эти вопросы, историкам, философам, политологам, и прочим, кому положено «мужество мыслить», и при этом профессионально владеть исследовательскими методами, чтобы это «мужество» было не пафосным и не истеричным.
Мне остаётся сказать следующее, за последние 10, 20, 50 лет, у нас произошло множество важнейших событий, но у нас нет событий, потому что историческое время застряло в углу, там, где скапливается пыль[960]
.Мераб Мамардашвили говорил: «В тоталитарном советском обществе вы воочию видите перед собой мысли, не нашедшие слов для своего выражения, чувства, не нашедшие своего предмета. Сам язык тоталитарного общества исключает возможность пробуждения. Его конструкция не позволяет человеку пробудиться к самому себе. Ты можешь прожить и умереть, так и не обнаружив, что же было твоим чувством. У тебя были собственные чувства, но ты ни разу их не почувствовал; у тебя были свои мысли, но ты их так и не додумал, был свой опыт, но ты не осмыслил его. И вот опыт повторяется без конца, словно твоя жизнь вечно пережёвывает один и тот же кусок, не в силах его проглотить».
Думаю, дело не в советском обществе, и не в тоталитаризме, дело в рецидивах советского сознания «не стоит высовываться, всё равно от нас ничего не зависит», и в рецидивах тоталитарного сознания «государство есть власть, которая и должна принимать решения».
В семидесятых годах прошлого века, в Азербайджане, это стало нормой жизни, с тех пор (а может быть, много раньше) мы привыкли, что всё решает сильный руководитель.
Достоинство трёх повестей, кроме чисто художественных достоинств, в том, что они рассказали о проблемах живых людей, в полном, почти демонстративном отстранении от социалистической идеологии тех лет, от сильного лидера, и прочего.
А мне остаётся сказать последнее.
Мы должны найти в себе мужество признаться, хотя бы с дистанции в пятьдесят лет.
А мы продолжаем жить в неведении, словно в спячке.
Опус пятнадцатый. Три женщины: жена как судьба
Этот текст предназначался для следующего раздела: «Дневник». Тогда же написал строки, которые привожу ниже.