Мужчина из моего прошлого

Мамы нет. Она злится за то, что я залетела от «этого маргинала и уголовника», испортила себе жизнь и рожу ребенка с генами алкоголиков. Ну и еще вроде бы ей не очень хорошо с сердцем. Настя мне по секрету шепнула, что мама все время пьет какие-то успокоительные капли, а по вечерам плачет и причитает, что «этот уголовник сломал Соне жизнь».

Опускаю взгляд с окна на исписанный аккуратным почерком белый лист.

«Дорогой Дима!

Наш малыш уже вовсю меня пинает. Особенно сильно активничает по утрам и ночью в районе двенадцати часов. Я сначала испугалась, чего это он пинается в двенадцать ночи, разве не должен спать в это время? Но медсестра сказала, что это не я решаю, когда малышу спать, а малыш решает, когда спать мне. Причем, по ее словам, так будет ближайшие года три.

Но когда наш малыш толкается, это самые чудесные чувства для меня. Я кладу руку на живот, прикрываю глаза с блаженной улыбкой и наслаждаюсь каждым его толчком. Как бы я хотела, чтобы ты тоже приложил руку к моему животу и почувствовал нашего малыша.

Я очень сильно тебя люблю,

Твоя Белоснежка».

Складываю лист бумаги и убираю в белый конверт. У меня уже целый ворох таких.

По поручению Игоря Сергеевича два раза в неделю ко мне в палату приходит местный психолог. Именно он велел мне каждый день писать по одному письму Диме. Сначала мне показалось диким, писать письма человеку, который умер, который никогда их не прочитает. Но сейчас я и дня не представляю без того, чтобы не написать Диме.

Так мне кажется, что я с ним разговариваю, что он меня слышит. Каждый день я подъезжаю на инвалидной коляске к широкому подоконнику окна и, глядя на прохожих на улице, пишу Диме. Потом убираю письмо в конверт и кладу в большую шкатулку.

Вывожу на конверте большими буквами «Диме», убираю его в шкатулку и выезжаю из палаты.

В больнице от скуки с ума сойти можно. Уже глаза не смотрят ни на телевизор, ни на телефон. Друзья придут навестить меня завтра, поэтому сегодня мне совсем нечего делать.

Доезжаю прямо по коридору до лифта, вызываю грузовой, затем заезжаю в металлическую кабинку и спускаюсь на второй этаж. Здесь находится столовая. Я не голодна, но мне хочется побыть в обществе людей, с кем-нибудь поговорить. Заказываю чай с десертом и еду за столик к знакомой девочке-беременной.

— Привет, Лиз, — здороваюсь с ней, заезжая за стол.

— Привет, Соня, — делает глоток киселя. — Как дела? Как самочувствие?

— Нормально. Наконец-то научилась обращаться с этой коляской.

— Ой, мне так тяжело ходить, — закатывает глаза. — Я бы тоже лучше на коляске поездила, но Игорь Сергеевич, наоборот, велел мне больше двигаться.

— Не говори ерунду! — машу рукой. — Это же прекрасно, что тебе можно ходить. А мне только сидеть разрешили.

Официантка ставит передо мной чай с десертом и удаляется.

— Я себя чувствую бегемотихой, — сетует. — Не наклониться, не нагнуться.

Лиза беременна двойней, причем на седьмом месяце, как обычно бывает с двуплодной беременностью, роды у нее не начались. Так что, по всей видимости, ее близнецы будут девятимесячными. Выглядит Лиза и правда, как бегемотик. В помещение заходит сначала Лизин живот, а потом уже она сама. Лиза и ее муж опасаются, что роды могут начаться неожиданно на восьмом месяце, поэтому решили на всякий случай лечь в больницу.

— Ой, Игорь Сергеевич! — испуганно восклицает Елизавета. — Блин, он сейчас увидит, что я съела кусок торта и будет меня ругать.

Лиза мечется глазами по столу, ища, чем бы прикрыть тарелку, на которой только что был кусок жирного шоколадного торта. Не придумывает ничего лучше, чем накрыть салфеткой.

— А мне Игорь Сергеевич не запрещал есть сладкое.

— У тебя нет лишнего веса.

— Так и у тебя нет, просто у тебя двойня, поэтому большой живот.

— Нет! Я сама по себе тоже растолстела. Ладно, пойду, а то от его нравоучительных нотаций мне становится плохо.

Лиза отодвигает стул и, словно слон в посудной лавке, поднимается на ноги. Пока Игорь Сергеевич стоит у стойки заказов спиной к нам, подруга, придерживая огромный живот, быстро семенит на выход. К ее освободившемуся месту подходит официантка и убирает тарелки.

Ну вот, снова скука. Придется возвращаться в палату и тупить в телефон. Вяло ковыряю вилкой в десерте, когда над головой раздается:

— Можно?

Поднимаю взгляд на Игоря Сергеевича.

— Да, конечно, тут свободно, — указываю рукой на место Лизы напротив.