— Соня, ты не должна винить себя в его смерти, — произносит успокаивающим голосом.
— Я не могу не винить себя… — шепчу.
Рыдания сковали горло колючей проволокой, даже вдохнуть полноценно не могу. Димы нет, нет, нет. Моего любимого, моего единственного и самого лучшего Димы больше нет. Наш малыш никогда не увидит своего отца. И в этом только я виновата.
— Так, поехали в палату.
Игорь оставляет недоеденный сэндвич, обходит стол и берется за ручки коляски и катит меня на выход из столовой. Достаю из кармана спортивных штанов салфетку и принимаюсь быстро вытирать лицо. Мне неудобно перед врачом за то, что вывалила на него все это. Мы вели милую светскую беседу, а я все испортила. Нельзя сваливать на чужих людей личные проблемы.
— Грузовой лифт застрял между четвертым и пятым этажом! — возмущается техничка, когда мы подъезжаем. — Вызвали ремонтника.
— В этой больнице, как всегда, — сетует, вздыхая, Игорь Сергеевич.
Он разворачивает мою коляску и катит ее к лестнице.
— Думаю, ничего страшного не случится, если я сама поднимусь по ступенькам в палату, — бормочу, когда мы подъезжаем к лестнице.
— Тебе все еще нежелательно ходить.
— Ну совсем не ходить тоже плохо.
— В твоем случае нет.
— Тогда подожду, когда отремонтируют большой лифт. Только можно не поднимать меня на носилках?...
Дальше договорить не успеваю, потому что Игорь подхватывает меня на руки и поднимает с коляски. Я аж теряю дар речи и забываю, что хотела сказать дальше. Машинально кладу руки ему на шею и оторопело гляжу в лицо.
— Ты легкая, как пушинка, — говорит с улыбкой.
Мне хочется провалиться сквозь землю. Я понимаю, что мне глупо стесняться Игоря Сергеевича, если он уже неоднократно видел меня без трусов, но все же в этот момент, когда он поднимает меня на руках по ступенькам, мне хочется зарыться головой в песок, как страус.
Отвожу взгляд и дальше смотрю, куда угодно, но только не на него. А вот его глубокие синие глаза, как раз блуждают по моей пунцовой физиономии. Игорь Сергеевич не торопится поднять меня в палату, идет по ступенькам очень медленно. Ну или мне кажется, что медленно.
Нос улавливает запах его одеколона. Что-то морское. Приятно.
Боже, о чем я думаю?
Пока мы поднимаемся на мой пятый этаж, я несколько раз успеваю сгореть со стыда. Все-таки одно дело, когда врач-мужчина видит тебя без трусов, а другое дело, когда врач-мужчина несет тебя на руках, и делает это очень бережно, как будто ты дорогущая хрустальная ваза 19 века.
— Ну вот и пришли, — спокойно объявляет, занося меня в палату.
С плеч будто гора падает. Игорь аккуратно опускает меня на кровать, и теперь я наконец-то могу вдохнуть полной грудью. Вот только он не уходит, а опускается на корточки у постели.
— Соня, — кладет руку мне на щеку и фокусирует взгляд на себе. Испуганно гляжу, чувствуя, как горит щека под его ладонью. — От того, что ты занимаешься самобичеванием, не будет хорошо ни тебе, ни тем более твоему ребенку. А самое главное, твой парень не воскреснет.
— Я понимаю, — глухо произношу.
— А еще ты не виновата в его смерти. Ты должна это осознать.
— А кто тогда виноват?
— Тот, кто его убил. И это была не ты.
— Но он из-за меня ушел в армию, я отказалась выходить за него замуж… — слезы снова сдавили горло, и я замолкаю.
— Он ушел в армию не из-за тебя, а потому что сам так решил. Это было его выбор. Люди на протяжении всей своей жизни делают выбор. И у каждого выбора потом свои последствия. У его выбора такие последствия, и здесь нет твоей вины.
Киваю. Примерно это же мне говорит и психолог.
— Извините, что вываливала на вас свои проблемы, — торопливо отвечаю. — Я больше не буду.
— Соня, ты можешь обращаться ко мне, с какими угодно проблемами. Всегда и в любое время. Даже в мой выходной. Даже ночью.
Снова киваю. Конечно, я не буду беспокоить доктора ночью или в его выходной. Думаю, я вообще его больше не увижу, когда выйду из больницы. Но добрый умиротворяющий голос Игоря действует на меня успокаивающе. Он несколько раз нежно проводит по моему лицу, заправляет за ухо прядь волос и тихо выходит из палаты.
Глава 33.
Почти семь лет назад
Чем ближе к родам, тем мне хуже. Недолгий период, когда Игорь разрешил мне хотя бы сидеть, закончился. Теперь я снова только лежу. Максимум, что возможно, — это поднять изголовие кровати.
Я ненавижу свой организм. Он слабый и не может выносить ребенка. Полип в цервикальном канале разросся, но удалить его можно только с помощью операции, которая поставит под угрозу ребенка. Но в то же время угрозой для ребенка является и полип.
Игорь решил пойти ва-банк и не удалять мне полип. Перед этим даже консилиум врачей собрал. Просто операция — это почти гарантированная потеря ребенка. А так есть шанс дотянуть до родов.
Но если не дотянем… Мне даже страшно об этом думать.
Я беспомощна, я ничего не могу сделать для спасения своего сына. Нашего с Димой сына. Я потеряла Диму, если я еще и ребенка потеряю, то зачем мне вообще жить? Для чего и для кого?