Доктор Левингтон с самого начала была не слишком оптимистична по части прогнозов, а в итоге вообще признала, что нет никаких гарантий, что я смогу окончательно выздороветь. И я остался один на один с жуткими мыслями. Созерцая зеленые занавески вокруг своей кровати, я прикидывал, вернусь ли к своей прошлой жизни.
– А может, ты серийный убийца? – невозмутимо вопросил Бернард.
– Прости, Бернард, это ты мне?
– Она же сказала, что провал в памяти бывает вызван необходимостью отгородиться от прошлого, так вдруг ты не мог вынести мучений от того, что тебя никак не поймают? Тебя – убийцу несчастных бродяг, чьи тела покоятся в морозильных шкафах в подвале твоего дома.
– Восхитительная идея. Благодарю.
– А что, вполне возможно. Или ты, к примеру, террорист.
– Давай надеяться, что все-таки нет, идет?
– Наркодилер. Скрываешься от китайской Триады!
Я предпочел промолчать – в надежде, что гипотезы иссякнут.
– Сутенер… Маньяк-поджигатель…
Где-то тут должны быть наушники. Я заглянул даже под тумбочку, разыскивая то, что заглушило бы перечисление отвратительных преступлений, которые могли спровоцировать мою амнезию, – центральное место занимали «педофил», «вивисектор» и «банкир».
Предположения Бернарда я отмел как абсолютно смехотворные, но чуть позже жутко перепугался, когда мне сообщили, что в кабинете старшей медсестры меня ожидают два полисмена. Нет, они вовсе не собирались арестовать меня за военные преступления против гражданского населения Боснии, как поспешил объявить Бернард, а просто принесли толстенную папку «Без вести пропавших», которую и принялись неторопливо просматривать, внимательно изучая каждое фото и сравнивая его с моей физиономией.
– Ну это точно ничего общего, – встрял я, отчаянно мечтая обнаружить свои данные на одной из страниц.
– Мы обязаны просмотреть каждый файл, сэр.
– Но я не такой толстый. И не чернокожий. И не женщина.
Они пристально рассматривали меня, словно подозревали, что я пытаюсь скрыть свои африканские или женские характерные признаки, потом нехотя перевернули страницу.
– Хм, что скажете? – Полицейский переводил взгляд с меня на фотографию морщинистого старикана.
– Но ему же лет восемьдесят! – возмутился я.
– Эти люди часто выглядят старше своего возраста, сэр, – они живут на улице, иногда употребляют наркотики. Как давно у вас эта борода?
– Э-э, ну… с того момента, как я вообще что-либо помню.
– Давайте приблизительно. Месяц, год, десять лет?
– Да не знаю я! Вам же сказали, у меня ретроградная амнезия, до событий прошлого вторника в моем сознании – чистое пустое поле.
Они переглянулись, несколько раздраженно качнули головами и продолжили искать сходство между мной и девочкой-подростком, сикхом, джек-рассел-терьером, – последнего, впрочем, все же сочли случайно попавшим не в ту папку.