Мужчина не моей мечты

Открытая всем ветрам, состоявшая, казалось, из одних перекрещивающихся арок и витражных окон, она была сказочно прекрасна. Искусствовед во мне встрепенулся и вытянул шею, жадно изучая украшенную причудливой резьбой, словно затканную узором кладку, каменное кружево колонн…

— Нас приняли. — Голос Саллера раздался над самым ухом, выводя меня из оцепенения.

— А могли отказать?

Поймала обращенную ко мне улыбку и невольно улыбнулась в ответ.

Наша поездка, мои страхи, которые мэссер отогнал одним своим присутствием, поцелуй — нечаянный, жгучий и восхитительно-сладкий одновременно — неожиданно сблизили нас. Это пугало и будоражило, заставляя сердце предательски замирать.

— Не всем позволено войти. Беспрепятственно пропускают только тех, кто приехал, чтобы обвенчаться по древним законам, и путников, ищущих ночлег. Для остальных просителей врата распахиваются не всегда.

Несколько мгновений мы не отрываясь смотрели друг на друга. Герцог медленно, как во сне, поднял руку и дотронулся до моего лица. Кончиками пальцев нежно провел по щеке, спустился вниз, чуть задевая уголок рта, и я невольно вздрогнула.

Зрачки Саллера расширились, он напрягся, резко наклоняясь…

— Маруся… — донеслось до меня приглушенно, как сквозь вату. И уже ближе, громче, настойчивей: — Маш, как ты?

С трудом отвела взгляд от губ Рэма и сфокусировала его на подбежавшем Петьке. Я очень люблю брата, просто невероятно люблю, но… как же он все-таки не вовремя.

— Хорошо, — на секунду замерла, с радостью отмечая, что больше не чувствую ничего подозрительного, — просто превосходно. И голоса исчезли.

— В обители звучит лишь слово, угодное Танбору, — раздалось откуда-то сбоку.

Оглянулась и в двух шагах от Хеста увидела высокого худого мужчину неопределенного возраста. Надо же, а я и не заметила, как и когда он появился.

Забранные в хвост русые волосы, строгие черты лица, тонкие губы и необыкновенные прозрачно-серые, почти бесцветные глаза. Я даже поежилась — на миг показалось, что он слепой.

— И действует только воля бога, — закончил вновь прибывший.

Голос его был так же бесцветен — тихий и какой-то бесплотный, он шелестел, как сухие осенние листья на ветру.

Любопытно, кто это? На почтенных седобородых старцев, какими мне представлялись служители верховного бога, мужчина походил мало, разве что одеждой — на нем болталась свободная светлая хламида, напоминающая церемониальное облачение. Память Мэарин молчала, так что оставалось только гадать.

— Благодарю, что приняли. — Саллер передал меня брату и, соскочив с вороного, вежливо склонил голову. — Доброй ночи, хэллэ.

Хэллэ… Значит, все-таки жрец.

Выскользнула из рук Петьки и забубнила слова приветствия. Братец, мгновенно сориентировавшись, тут же подхватил.

— Граф и графиня Ольес, — протянул безымянный служитель Танбора, терпеливо выслушав наше бормотание. Глаза его неожиданно остро блеснули — как озера расплавленного олова. — Рад видеть вас в добром здравии.

Хм… мне показалось, или в его тоне действительно проскользнула ирония?

— Мы… — начал брат, но хэллэ повелительно вскинул ладонь, останавливая.

— Я знаю, зачем вы здесь, — произнес он спокойно и веско, так что не осталось ни малейших сомнений — и впрямь знает. — С вами встретятся завтра на рассвете. С каждым из вас, — добавил он, обращаясь к герцогу. — А сейчас отдыхайте.

Жрец взмахнул рукой, и деревья тут же расступились, образуя несколько узких коридоров.

— Идите, — напутствовал он и, заметив наше замешательство, уточнил: — Граф, вам с супругой направо.

После чего отвернулся, потеряв к нам всякий интерес.

Петька проводил его взглядом, приобнял меня за плечи и потянул в ту сторону, куда указал хэллэ. Саллер, перекинувшись парой слов с Вильмом, направился к соседнему проходу.

Как ни странно, нас ждала не вязанки хвороста и не лежанка у костра под открытым небом, а вполне себе нормальная комната — с мебелью и просторной удобной кроватью. Маленькая дверь в углу помещения вела в ванную. Но больше всего поразило круглое окно на потолке, через которое заглядывала луна — полная и почему-то алая. Это добило окончательно.

Разговаривать, что-то обсуждать не осталось сил. Мы поочередно сходили в ванную, привели себя в порядок, рухнули на кровать, укутались в одеяла — их предусмотрительно выдали по одному на каждого — и прижались друг другу, ища поддержки.

Некоторое время я лежала, глядя в потолок, на котором плясали причудливые тени, и пыталась думать о том, что случилось днем, а потом незаметно для себя задремала.

Мне снились влажная фиолетовая ночь, благоухающий сад под все той же алой луной и бесшумно скользящие по нему безликие тени.

— Иди к нам, — шелестели они.

— Иди…

В этот раз я почему-то совсем не боялась. Но и подходить, вопреки настойчивым призывам, не стала — бог знает, что этим теням нужно.

За окном едва брезжил серый рассвет, больше напоминающий сумерки, когда меня разбудил протяжный звук, похожий на отдаленный перезвон колоколов. Рядом возмущенно заворочался братец.

— Какого черта…