— Для Трэя… Ладно… А вам что там понадобилось? — Герцог обжог меня острым взглядом.
— Мне тоже… нужно…
— Вот как… Зачем?
— Это… — судорожно стиснула лежавшие на коленях руки, — запрещено обсуждать.
И опять не обманула. Тот, кто наложил на нас с Петькой печать молчания, надежно подстраховался от любых откровений с нашей стороны.
Несколько секунд Саллер пытливо всматривался в мое лицо, потом резко встал.
— У вас новое украшение… — обронил бесцветно.
Заметил. Впрочем, глупо было предполагать, что он пропустит появление ожерелья.
— Жрецы назвали его щитом Танбора. — Я прижала руку к шее.
— Щит Танбора? — Герцог поднял брови. — Забавно… А этот щедрый подарок как-то связан с желанием хэллэ срочно побеседовать с его величеством?
Неопределенно пожала плечами. Надеюсь, связан, но утверждать не стану.
— Что ж, — заложил он руки за спину, — мне тоже необходимо посетить земли нелюдей. Так что здесь наши желания сходятся. — Уголок его губ дернулся. — Я уезжаю, чтобы передать послание жрецов королю и сопроводить его величество в обитель. Приглашения служителей Танбора, даже такие внезапные, не принято игнорировать. И затягивать с визитом тоже. Меня не будет три-четыре дня, а когда я вернусь, мы обязательно продолжим наш разговор. Но я позвал вас не для того, чтобы расспрашивать о встрече со жрецами.
— А для чего?
Вместо ответа Саллер внезапно сорвался с места и начал расхаживать по кабинету. Некоторое время он в молчании мерил его шагами, бросая на меня быстрые взгляды, наконец остановился у каминной полки.
Сияние пламени озарило его фигуру, вплело янтарные отблески в волосы, оттеняя их золотом. Подсвеченное снизу лицо казалось сейчас особенно жестким, хищным. Замерев, я как зачарованная смотрела в мерцающие глаза, в глубине которых танцевали яркие огненные сполохи, и сердце мое билось громко и тяжело, охваченное восторгом и болью.
— Простите, — отрывисто произнес он, и я очнулась.
— За что?
— За то, что у меня нет ни малейшего желания просить у вас прощения.
Очень информативно, а главное — логично.
Поймав мой удивленный взгляд, он сжал кулаки.
— Я пригласил вас сюда, чтобы извиниться за свое недостойное поведение по пути в обитель. Вы замужем. Все, что я по этому поводу думаю и чувствую, — мое личное дело, я не должен был поддаваться эмоциям. Вам стало плохо, вы обратились ко мне за помощью, а я… Я просто воспользовался ситуацией. Это недостойно. Да, по всем правилам я обязан принести вам свои извинения. Но, Птарх побери, не стану этого делать и обманывать вас. У меня нет сожаления по поводу случившегося. Если бы все повторилось, я повел бы себя точно так же.
Он снова замолчал. Потом устало махнул рукой.
— Уже поздно, графиня. Вас ждет муж. Идите… Да идите же, ради Танбора, — раздраженно повысил он голос, видя, что я все еще сижу в кресле.
И отвернулся, казалось, потеряв ко мне всякий интерес.
Неловко кивнула, поднялась и направилась к выходу. Негромкий окрик нагнал меня у самой двери.
— Миледи… — Саллер мгновенно пересек комнату, остановился рядом, протягивая руку. — Вы забыли попрощаться.
Вдали от камина его глаза стали совсем темными, но в глубине их по-прежнему вспыхивали жаркие искры.
— До свидания, ваша светлость…
Поколебавшись, вложила дрожащие пальцы в раскрытую ладонь. Он на миг прижался к ним губами, опалив горячим дыханием, а потом крепко сжал.
— Мири… — Прозвучало глухо, почти неузнаваемо, и я покачнулась, чуть не рухнув в открывшуюся подо мной бездонную пропасть.
— Почему, глядя на тебя, я обо всем забываю, девочка? — Его голос обжигал, как языки пламени, скользившие по дровам в очаге. — О долге, чести, родственных чувствах? Почему схожу с ума от запаха твоих волос? Почему по ночам просыпаюсь от звука твоего голоса? Почему радуюсь тому, что мой брат до сих пор так и не смог прикоснуться к собственной жене? И почему мне хочется убить любого, кто осмелится оспорить мое право обладать тобой?
Герцог сделал еще один шаг, подходя вплотную, одним движением притянул меня к себе, медленно склонил голову. Я знала, что сейчас произойдет, но ничто на свете не заставило бы меня отстраниться. Это было выше моих сил.
Тягучий вздох — мой или Саллера, уже неважно, — и поцелуй. Нежный. Страстный…
А потом не осталось ничего. Кроме мощного тела, что вжималось в меня. Горячих сильных рук, что поддерживали, не давая упасть, утонуть в безумном водовороте. Дыхания, что сплеталось с дыханием, стука сердца — одного на двоих, общего стона и губ — настойчивых, требовательных. В целом свете не существовало ничего, кроме этих губ.
Сознание туманилось. В голове вяло всплывали обрывки каких-то воспоминаний. Об опасности, о данном обещании, о Петьке…
Петька…
Мысль о брате отрезвила. Я дернулась, и Саллер тут же разорвал поцелуй. На миг прижал меня к себе, дыша рвано и тяжело, почти болезненно.
— За это я тоже никогда не попрошу прощения. Даже не надейся, — шепнул хрипло.
Отпустил, освобождая из своих объятий, и вышел.