«Уноси ноги!» – пронеслась в голове запоздалая мысль, когда скрипнули петли тонкой белой двери. Подскочив как ужаленная, я заметалась по комнате, взбив вытертый красный ковер, а потом ринулась к лестнице, врезаясь в стулья и пуфики. Под лапу попало что-то мягкое, холодное и липкое. От неожиданности я взвилась до потолка, сдавленно голося, шлепнулась на верхнюю ступеньку лестницы и испуганно покосилась на пугающее нечто.
– Хракс! Что происходит? – рявкнул Ковальский, показываясь на пороге ванной комнаты.
Я моргнула. И моргнула еще раз. Разум работал как-то странно. Сначала я тупо уставилась на выглядывающий из-под кресла полупустой мешок пылесоса из плотной блестящей материи, а потом – на голые ноги мага.
Вякнув, я дернулась назад и ухнула с лестницы.
– Собака! – воскликнул мужчина, кинувшись следом.
Я же, не пытаясь затормозить, пересчитала боками, животом и всеми конечностями ступеньки и соскользнула на плиточный пол в кухне.
– Эй! Собака! Ты жива? – раздалось над головой.
Все еще слабо соображая и еще не чувствуя боли, я обернулась к следователю, отстраненно констатировав, что ноги на самом деле голые. Как и торс. Внушительный и мускулистый. А все остальное едва-едва прикрыто полосатым полотенчиком, которое Глеб Ковальский придерживал одной рукой.
«Клара! Закрой глаза! Закрой глаза немедленно!» – взвыла я про себя, но продолжила смотреть.
– Эй? – позвал рейян, присаживаясь рядом на корточки. – Эй?
В нос ударил сильный аромат жимолости и чего-то еще… что-то древесное… еловое…
– Эй! – снова позвал Ковальский и с опаской протянул ко мне руку. – Собака? Чтоб тебя! Без клички трудно. Я буду звать тебя Клара! Вот. Клара, ты в порядке? Эй, собака?
Что?
Тирада следователя вернула меня в реальность. Вздрогнув, я уставилась на Глеба Ковальского, не обращая внимания на то, как он осторожно гладит меня по голове и ощупывает лапы.
– Вроде цела, – констатировал мужчина. – Эй?
«Он ничего не понял? Не догадался, а просто решил назвать собаку… Кларой?» – медленно соображая, поняла я.
Глянув в глаза рейяну, я склонила голову и тут же мысленно дернулась, обнаружив под носом мускулистое бедро и край полотенчика. Мигом задрав голову, я попятилась, скользя задом по черно-белой плитке.
Где-то в отдалении раздался мелодичный перезвон, похожий на птичьи трели, и теперь дернулся уже следователь. Оглянувшись, он вскочил и пробурчал себе под нос:
– Кого еще принесло?
Открывать гостям в одном полотенце не принято, а потому Глеб ринулся наверх.
Незваный гость оказался удивительно настойчивым и трезвонил все то время, что рейян с руганью и шумом пребывал на втором этаже. Я же открыла свой удивительно хороший слух: при желании могла разобрать каждое слово Ковальского и скрип песочка под подошвами человека за дверью.
«Интересно, – принялась размышлять я. – И прежде ведь неплохо слышала. И запахи различала…»
Отец много раз повторял, что у меня невероятный талант. Постоянно хвалился посетителям, что у него дочь прирожденный лекарь: я без труда могла разобрать любое лекарство, сделанное вручную и без магии, на составляющие по запаху. При желании даже воспроизвела бы каждое из них. Правда… вряд ли бы точно угадала пропорции. Но не в этом суть! У меня всегда был очень чуткий нюх. И слух. А теперь в моменты стресса я, похоже, могла услышать даже шорох на довольно большом расстоянии!
– Сиди тут и не высовывайся, – велел следователь, спустившись вниз. Вместо костюма он облачился в штаны из плотной светло-синей ткани, какие часто носили рабочие и разносчики, и свободный бежевый джемпер. Я против воли засмотрелась на плечи Ковальского в этом самом джемпере. Помнила, что они широкие и… вообще… невероятно рельефные, будто из очередной истории Зузанны Пштиль, но в облегающей светлой шерсти торс мужчины смотрелся даже лучше.
«Спрятать и никому не показывать!» – констатировала я. И тут же забеспокоилась: а если сейчас к Ковальскому ломится не кто-то посторонний, а его тайная возлюбленная? Именно тайная – ведь я не учуяла в доме даже намека на что-то женское.
Мое беспокойство развеялось через минуту, когда отличный слух позволил услышать разговор у двери.
– Рейян Ковальский!.. – начала незнакомая мне женщина.
– Добрый вечер, рейяна Квашневич, – переводя дух, перебил ее следователь. – Что-то случилось?
С секунду слышалось лишь какое-то невразумительное мычание, а потом рейяна хмуро выдохнула:
– Это я у вас должна спросить! Что тут происходит? Что за шум?
Да… Явно не возлюбленная.
– Вы о чем? – как можно более нейтрально уточнил Глеб Ковальский.