Мужчина с собачкой

– Нет здесь ничего такого, – оборвал Ковальский. – И в любом случае… Я снимаю у вас половину дома, рейяна Квашневич. Снимаю за свои деньги, плачу вовремя и даже сверх того. И что получаю взамен? Вы врываетесь ко мне без предупреждения, шумите, устраиваете форменный бардак! Я многое могу снести, но не что-то подобное, – произнес он решительно. – Это выходит за любые рамки.

– Глеб, вы… – промямлила рейяна Квашневич.

– Вы помните, где я работаю и кем? – спросил мужчина. – Пусть и магическое, но наше ведомство следит за соблюдением правопорядка в Броцлаве. А вы этот порядок нарушаете.

Злата Квашневич выпучила на Ковальского глаза и стала хватать ртом воздух. С толикой злости уже на себя следователь поднялся и отошел к окну, не желая смотреть на домовладелицу.

– Это уже не первый случай, когда вы переходите границы частной жизни, – напомнил он, услышав неразборчивое бормотание. – А сегодня… Это было выше моих сил!

– Что вы хотите этим сказать? – затравленно прошептала рейяна.

– Я хочу сказать, что никакое соглашение по сдаче жилплощади в наем не допускает столь… безобразного поведения с вашей стороны, – сообщил Ковальский и услышал, как женщина разрыдалась.

– Глеб, вы… вы так жестоки… Неужели?.. Неужели… – между всхлипами пробормотала Злата Квашневич, обращаясь к спине следователя.

– Что? – обернувшись, спросил он.

– Неужели вы не понимаете? – простонала она, поднялась и бросилась на шею Ковальскому. – Неужели вы не видите? Не чувствуете, как измучили меня?

* * *

«Сцена «Бесчувственный болван и трепетная вдовушка»! – констатировала я, наблюдая из-за косяка. – Или она не вдовушка? Ах, не важно! Не в силах что-либо объяснить, она бросается ему на грудь! Их сердца бьются в унисон. И он наконец все понимает…»

В когда-то читанном мною романе тоже была одна влюбленная и ревнивая рейна, долго и безрезультатно вздыхавшая по одному рейяну из заезжих. Рейян гулял, вел беседы как с героиней, так и с другими людьми. Рейна страдала, томилась, даже решилась написать письмо…

«Или это было в другом романе? – мысленно нахмурилась я. – А в том… В том романе…»

В том романе герой долго не знал, не замечал, а героиня каких только странностей не творила, то ли желая показать свои чувства, то ли скрыть их. И волосы соперницам рвала, и цветы топтала, и напилась пару раз, чтобы оправдать падение на руки герою. Ах, какая книжка! Я ее раза три перечитала!

Рейяна Квашневич то ли читала заветный томик, то ли штудировала нечто похожее, но бросок был совершен мастерски. Следователь не успел ни отступить, ни заслониться креслом. Повиснув у мужчины на шее, Злата Квашневич старательно затрепетала, прогнулась, чтобы взгляд из-под ресниц вышел как по учебнику, и призывно вытянула губы трубочкой. Бесчувственный болван Ковальский о невероятном романе явно ничего не знал, книжную сцену в глаза не видел, а потому застыл и озадаченно уставился на рейяну.

«Ну прямо кино! – хмыкнула я про себя, продолжая наблюдать. – Немая сцена!»

Сцена была более чем немая. Ковальский удивленно таращился, рейяна томно прикрыла веки, ожидая сметающей все на своем пути страсти.

– Что вы делаете? – спустя несколько секунд спросил следователь, и я мысленно посочувствовала рейяне Квашневич: в тоне мужчины не было и тени взаимности.

Домовладелица еще мгновение чего-то ждала, я с содроганием представила, как блондинка выдаст книжную фразочку про лобзание, пучину и жаркую негу, и прониклась сочувствием уже к Глебу Ковальскому, но рейяна Квашневич отмерла, заморгала и молча отлипла от мужской груди.

«Это вам не роман Зузанны Пштиль, где мужчины толпой бросаются к ногам героини», – подумала я и отступила, боясь, что кто-то из людей меня заметит.

– Рейяна Квашневич, – строгим официальным тоном произнес следователь, – вы ведете себя недопустимо.

– Я… – пробормотала рейяна. – Я думала… Разве?..

– Присядьте, – велел Ковальский. – И послушайте.

Я услышала скрип пружин и звон фарфора: женщина судорожно глотнула чаю, опустившись в кресло.

– Не знаю, что вы себе придумали, но это лишь ваши фантазии, которые я со своей стороны никак не поощрял, – решив не ходить вокруг да около, сказал старший следователь. – Я никогда не давал вам повода думать обо мне в этом направлении. И никогда не испытывал к вам… подобных симпатий.

– Но вы ведь и… – пробормотала рейяна Квашневич. – Вы ведь вообще… Ни с кем.

Я никогда не была большим любителем собирать сплетни, но от меня это и не требовалось. Аптека отца сама по себе представляла точку, куда тем или иным способом стекались все слухи города. И я при всем желании не смогла бы от них отгородиться. Хоть и пыталась. О Ковальском в аптеке сплетничали, но довольно редко. Он просто не давал повода о себе говорить каждый день. И я не могла вспомнить, чтобы кумушки обсуждали личную жизнь рейяна.

«Может, он того… – задумалась я, посматривая из-за угла. – По иному ведомству?»