Проект «Жестокие игры» на Первом канале. Я в финале. Съемки проходили в Буэнос-Айресе. Одно из последних испытаний — полоса препятствий. Задание — удержаться на маленькой платформе на высоте четырех метров, уклоняясь от ходящего взад-вперед маятника. Столбы с этими платформами стоят в воде. В какой-то момент я не удержал равновесия и упал с четырех метров в воду. Правда, последний из всех. В целом, упал удачно, лишь чуть-чуть повредил ногу. Царапина, ничего серьезного. Не учел только одного — вода была очень грязная. Прилетел вертолет «Скорой помощи», обработали рану, съемки закончились, нужно возвращаться в Москву.
Александр у меня тогда работал водителем, а директором был Р. Но я уже тогда чувствовал, что с этим человеком мне не по пути. Было необъяснимое ощущение предательства, что, кстати, потом подтвердилось, и неоднократно.
Мы вернулись в Москву, все было хорошо. Но через несколько дней я заметил на поврежденной ноге небольшое покраснение. Не обратил особого внимания, решил, что само пройдет. Еще через три дня пятна стали разрастаться, а нога — чернеть. Думаю, о, надо что-то делать. Звоню в Бурденко. Говорят — приезжайте. Меня везут в больницу Р. и Саша.
Р. небрежно кидает:
— Саш, в машине сиди, я сам доведу.
Кое-как доковылял до кабинета. Доктор — специалист по гангренам — осмотрел мою ногу. И — я прямо почувствовал дежавю — опять эта фраза, как тогда, с Галей:
— Срочно в операционную! Будем резать ногу!
А на дворе — ноябрь месяц, у меня подписаны контракты на новогодние выступления…
— Ампутация срочная! У вас гангрена.
— Стоп, какая гангрена? У меня «ёлки»!
— Какие «ёлки»?! Вы что, не понимаете?
— Нет! Я — без ноги?
— Да!
— Нет! Делайте, что хотите, за любые деньги! (которых нет, но что мне оставалось говорить).
Доктор понял, что я сумасшедший и без боя не сдамся.
— Ладно. Есть лекарство, но это очень дорого, и не факт, что поможет, но…
— Никаких «но»! Пишите название!
Было видно, что врач мысленно крутит пальцем у виска, думая о том, какие безумцы эти артисты.
В этот момент я увидел, что рядом со мной стоит Саша. Не выдержал, не усидел в машине, примчался. Он все слышал.
Нашел лекарство, сам вызвался делать мне уколы, он это умеет, у него мама — врач.
Колоть нужно было строго по часам, чуть ли не секунда в секунду. А у меня температура 39, нога уже не черная, а бордово-бурая, воспаление пошло выше… По шесть уколов за один раз. «Пятая точка» превратилась в сплошной синяк. Я выл от боли при любом прикосновении. А Санька молился за меня.
Так прошла неделя, мы поехали на осмотр. Врач смотрел на меня уже не с осуждением, а с интересом. Резать уже не предлагал. И я понял, что появилась надежда. Назначил еще какие-то препараты. Так прошел месяц. Саша колол мне все, что нужно, соблюдал все врачебные предписания.
Через месяц мы снова были на приеме. Теперь уже в глазах доктора я читал недоумение.
— Такого не может быть, а что вы еще делали?
— Ничего, только уколы, которые вы прописали…
Со мной опять случилось то, чего не могло случиться. Чудо. Чудо, которое сотворила любовь.
Я отработал елки. На ноге остался маленький, еле заметный шрам. Саша впоследствии стал моим директором. Но это — лишь название. Он стал моим самым родным человеком на земле.
Второй случай — совершенно уникальный. Болезнь была деликатная, проблемы в прямой кишке. Доктора говорят — надо оперировать. А у меня через три недели — гастроли в Израиле. Врачи уверили меня, что весь процесс — от подготовки к хирургическому вмешательству до реабилитации — займет 12 дней. Ну надо так надо… Три сложнейшие операции прошли успешно. Правда, ходил я скрючившись. И думал о том, как же мне через несколько дней лететь на гастроли…
За пять дней до вылета я отпросился у врачей в салон — сделать маникюр-педикюр, подстричься, словом, привести себя в порядок перед отъездом. Вызвал машину. И… тут у меня внезапно подскакивает температура! Естественно, поездка в салон отменяется, меня отправляют на обследование и опять — на операционный стол. А на восстановление времени уже нет! Билеты на самолет куплены, все билеты на мои концерты в Израиле проданы, «битковые» залы…
А я не мог даже сидеть, только лежать. В больнице подписал бумаги, что беру на себя всю ответственность за свое здоровье. Саша снова стал моей сиделкой. Погрузил меня в самолет. Купил мне надувной круг, чтобы я мог хоть как-то сидеть, в подгузниках. Потому что я, извините за подробности, не контролировал выход всего из себя.
Перед концертом он делал мне все необходимые процедуры: промывал, как его научили врачи, закладывал лекарство. Потом я надевал подгузник, сверху — концертное платье — и блистал на сцене. Так я отработал все концерты. И никто, ни одна живая душа не догадалась, чего это стоило мне, а главное — моему Саньке.