– Если заказать отдельную кабинку, можно спокойно беседовать, не переживая, что нас будет слышно, – пояснил свой выбор Такацуки.
Кафуку знал это место. Они пожали руки и расстались. Рука Такацуки была мягкой, пальцы – длинные и тонкие. Ладонь – теплая и, как показалось Кафуку, слегка влажная от пота. Вероятно, от напряжения.
Проводив Такацуки взглядом, Кафуку опустился на стул, раскрыл ладонь правой руки и пристально уставился на нее. Там еще свежо ощущение от прикосновения руки Такацуки. «Та самая рука, те пальцы, что ласкали нагое тело жены, – подумал Кафуку. – Неспешно, все места». И, закрыв глаза, он глубоко и протяжно вздохнул, пытаясь осознать, что же он такое замыслил. Но так или иначе, не сделать этого он не мог.
В тихой кабинке бара, за бокалом односолодового виски Кафуку понял одно: Такацуки все еще без ума от его жены. И до сих пор не может осознать, что она умерла, а плоть ее стала прахом. В этом Кафуку мог его понять. За разговорами о жене Кафуку глаза Такацуки подчас влажнели от слез. Еще немного, и, глядя на это, Кафуку растрогался бы сам. Такацуки не удавалось скрывать свои чувства. Казалось, немного подначить – и он во всем признается.
Со слов Такацуки Кафуку понял, что о разрыве отношений заговорила жена. Вероятно, она так и сказала: «Думаю, нам лучше расстаться». И больше встреч не искала. После нескольких месяцев связи на стороне в какой-то момент сама разорвала эту связь. С такими решениями вообще нельзя затягивать. Кафуку считал, это вполне в духе его супруги. Однако Такацуки не был готов так просто взять и ее потерять – он рассчитывал на продолжение романа.
После того как неизлечимо больную жену поместили в столичный хоспис, Такацуки собрался было ее навестить, но жена отказала наотрез. Оказавшись в больнице, она не желала видеться ни с кем. Помимо лечащего врача к ней в палату допускали только ее мать и младшую сестру, а также самого Кафуку. И Такацуки очень сожалел, что ни разу не смог ее повидать. О ее болезни он вообще узнал за несколько недель до кончины – известие обрушилось на него как гром среди ясного неба. И он по-прежнему не мог смириться с жестокой действительностью. Кафуку понимал его настроение. Однако чувства их обоих – совсем не одно и то же. На глазах Кафуку прошли последние дни его измученной недугом жены, в крематории он собирал ее кости. В отличие от Такацуки, все эти печальные этапы выпало пережить именно ему.
За разговором об умершей жене Кафуку между прочим подумал: «Будто я его утешаю». Ему стало интересно, каково было бы его жене, если бы та увидела эту сцену. Но мертвые, вероятно, ни о чем не думают и ничего не ощущают. И, по мнению Кафуку, как раз в этом – один из исключительных аспектов смерти.
Еще он понял, что Такацуки, начиная выпивать, уже не видит берегов. Кафуку в силу своей профессии повидал немало разных пьяниц (и с чего это артисты склонны так крепко нализываться?), но Такацуки совершенно не умел пить так, чтобы не вредить своему здоровью. Кафуку считал, что пропойц, по большому счету, можно разделить на две категории: первые вынуждены пить, чтобы обрести в себе новые качества, а другие – с целью от чего-то избавиться. Такацуки, вне сомнения, принадлежал ко вторым.
От чего хотел избавиться Такацуки, Кафуку не знал. Может, от слабости в характере или пережитой душевной раны, а может – от неурядиц, одолевающих его. Или, как знать, – от спутанного из всего этого клубка. Так или иначе, было в нем «нечто такое, о чем он хотел бы забыть». И чтобы вычеркнуть это из памяти или заглушить причиняемую этим боль, он не мог не выпивать. Пока Кафуку пил одну порцию, Такацуки уже заказывал третью. А это весьма высокий темп.
А может, у него просто сдавали нервы. Еще бы! Выпивать с сидящим напротив мужем своей бывшей любовницы. Наоборот, было бы странно, оставайся он невозмутимым. Но, считал Кафуку, вряд ли только поэтому. Просто он такой человек, который иначе пить не умеет.
Поглядывая на собеседника, Кафуку тоже пил, но аккуратно, с расстановкой. После нескольких бокалов Такацуки немного расслабился, и тогда Кафуку поинтересовался, есть ли у него семья. Оказалось, он десять лет как женат, сыну уже семь. Но с прошлого года обстоятельства вынуждают их жить раздельно. Возможно, вскоре дело дойдет до развода, и тогда неминуемо возникнет тяжба из-за родительских прав, а Такацуки очень хотел бы и дальше видеться с ребенком без ограничений, ведь он души в нем не чает. Он показал фотографию сына – мальчика с виду симпатичного и спокойного.