Не знаю. Не знаю, откуда взяла, и не знаю, с чего решила. Вероятно всё потому же: мои исконные устои хоть и пошатнулись, накренились под напором обретённых… обретаемых осознанности и права на собственный выбор, но позиций не сдали.
Всё чаще я стала убеждать и себя, и любовника прекратить отношения. Но, сколько бы раз я ни зарекалась встречаться с ним, противостоять его напору и собственной страсти не могла. Он, почуяв зреющую во мне решимость, принялся уговаривать оставить мужа и уйти к нему. Нет-нет, да и я задумывалась о такой возможности. Потом, опомнившись, снова пыталась взять себя в руки и покончить с «грехом» — этот термин прочно прирос в моём сознании к определению тайной любовной связи.
Мы отмечали моё сорокалетие в ресторане весёлой компанией. Возвращались с Петром домой пешком. Было поздно, и потому безлюдно. Погода стояла тихая, тёплая, мы не спешили. Недалеко от дома к нам подошла компания изрядно выпивших молодых людей. Они стали просить сигареты.
Муж ответил, что мы не курим.
— Тогда дайте денег.
— С какой это стати?
Разумеется, им не понравился отказ. Они принялись избивать мужа, я закричала «помогите!».
Какой-то мужчина, выглянувший в окно, спугнул шайку, он же, похоже, и вызвал скорую помощь. Муж умер в реанимации через сутки.
Это была не просто трагедия. Это был слом. Я восприняла произошедшее как кару небесную за моё окаянство. Земля уходила из-под ног. Разум, анализируя произошедшее и сопоставляя вложенную в меня воспитанием программу поведения с приобретёнными в последние годы знаниями, изворачивался в попытках примирить одно с другим, но сбоил и, казалось, вот-вот покинет своё обиталище.
Тогда я и попала в церковь.
Со мной беседовал молодой настоятель. Его внешность не вызвала у меня никакого доверия, если не сказать больше — я уже была психологом и с образованием, и с опытом — но искать другого я, конечно, не решилась.
Батюшка, выслушав исповедь, подтвердил мои худшие опасения по поводу причинно-следственных связей произошедшего. Он добил и окончательно размазал меня, убедив, что ни здесь, ни, тем более, в мире ином, у меня нет ни малейшей надежды на прощение. А поэтому всю оставшуюся жизнь я должна замаливать в посте совершённое беззаконие, чтобы в аду мне выделили не слишком горячую сковородку для вечных мук.
Впрочем, это сейчас я иронизирую, вспоминая свой религиозный опыт… Тогда мне было не до шуток. Я была в разобранном состоянии, меня ничто не могло утешить, ничто не могло вселить надежду избавиться от кошмара вины. Единственный вариант, который напрашивался сам собою, это казнь грешницы, совершённая собственноручно… Но добровольный уход из этой жизни лишь усугублял и без того жуткую перспективу жизни иной.
Я так резко и таким тоном прекратила свои отношения с любовником, что позже, через пару недель после похорон, когда он позвонил, чтобы справиться о моём состоянии и предложить помощь, одного моего слова хватило, чтобы он не звонил ещё год. Но через год я была уже другая, и он был другим и с другими.
А тогда, на счастье, прилетела из Австралии моя Элка, единственный по-настоящему близкий человек, которая знала обо мне всегда и всё — и знала от меня. Она решила навестить покинутую несколько лет тому назад Отчизну, а заодно забрать с собой оставшихся здесь родных.
Она потратила на меня едва ли не всё своё время. Она вытряхивала из меня ту муть, которую внушала церковь, она взывала к моему сердцу, к интуиции и опыту. Она потрясала над моей головой некой книгой, которая перевернула её сознание и, как следствие, жизнь. К моему сожалению, книга была на английском.
— Вспомни, — восклицала Элла, — вспомни всё, о чём мы с тобой говорили и спорили сутками на наших кухнях, вспомни наши интуитивные поиски Бога, смысла жизни, наши прозрения и откровения! Так вот тут… — она возносила книгу горе, — …тут все ответы на наши вопросы, тут наши собственные ответы на наши собственные вопросы, мы всё знаем сами, только забыли то, что знали! А для того, чтобы мы не вспомнили забытое, и были придуманы церкви! Это они прибрали к рукам и спрятали истину, чтобы сделать нас рабами!
Она говорила много чего ещё, не вполне понятного мне тогда, но вселявшего робкую надежду на то, что ни я не конченая грешница, ни жизнь моя не кончена.
Улетая — на сей раз, похоже, безвозвратно — подруга обещала сделать выжимки из этой дивной книги и порциями пересылать мне их по электронной почте в собственном переводе.
Ровно через три дня после её отъезда, бродя по одному из книжных базаров, я нашла эту самую книгу на русском языке. Я глотала страницу за страницей, и ко мне возвращалась жизнь: радость, истина, любовь, свобода. Я перелопачивала своё нутро и выгребала оттуда слежавшиеся шлаки внушённых в детстве стереотипов. Я выдавливала из себя раба предрассудков и страхов.