Мужчины и женщина

Он привёз нас на микроавтобусе в натопленный дом с приготовленными спальнями и горящим камином, с горячим ужином, дожидающимся в духовом шкафу — мы приехали на место в одиннадцатом часу вечера, и рассчитывать на ресторан в сочельник не приходилось. Эрих пригласил нас к себе за праздничный стол — всё же предрождественская ночь, — но мы вежливо отказались, сославшись на усталость после перелёта.

А потом, сидя за столом с Андреем, говорили о том, насколько и он, и я одинаково равнодушно относимся к формальным поводам празднования чего-либо, как не благоговеется нам по расписанию, по календарю или за компанию, и как порой подъём духа может настигнуть в совершенно неподходящей для восторга обстановке — где-нибудь в битком набитом метро в час пик или под внезапным дождём, да ещё в отсутствие зонта. И любые посиделки — за обильно ли накрытым столом, или за чаем — интересны или неинтересны лишь компанией, а не поводом. Сошлись мы в том, что единственный праздник, который загодя будоражит наши чувства до сих пор, это Новый год. Да, всё из детства… А Новый год в детстве происходил у всех нас, независимо от того, в какой семье кто рос — в состоятельной или не очень, в благополучной или нет.

Всё в доме было почти так, как мне и пригрезилось когда-то: уют и чистота. Обстановка, конечно, в духе времени, а не моих экзальтированных пасторальных фантазий, но при полном отсутствии буржуазного шика. Широченные кровати без выкрутасов, удобные низкие диваны и кресла в гостиной, простая деревянная мебель в столовой. Но должна же я была хоть что-то угадать — герань на кухонном окне! Меня это просто умилило! — белая и алая.

— Там я живу, — показал мне Эрих в это самое кухонное окно свой дом. По-английски он говорит не лучше меня, поэтому мы прекрасно друг друга понимаем.

Эрих и его жена Биргит — художники, живут по соседству. Они присматривают за домом, готовят его к приезду постояльцев и убирают после их отъезда, закупают продукты, встречают в аэропорту, ну, и так далее. Меня обещали познакомить с ними ближе — у Егора это в план включено. Биргит акварелистка, много работает в иллюстрации по заказам издательств, а Эрих — живописец. Их собаке, ньюфаундленду Брамсу, я уже представлена — он меня обнюхал, прежде чем впустить во двор, а точнее — прежде чем выпустить из машины.

Брамс, как рассказал мне Егор, очень умный пёс, он охраняет оба дома, и его не надо сажать на цепь. А однажды он спас маленькую девочку — вытянул её из-под колёс сдававшего задом автомобиля — вон, у него медаль на ошейнике, в длинной густой шерсти и не заметишь сразу.

А почему Брамс? — А в альтернативу киношному псу Бетховену!

Снегу много — всё в формате, это радует! Мы вылетали из бесснежного города и летели над такой же голой Европой, но в горах всё по-другому — классическая зима, да ещё и тепло, что-то около минус трёх-пяти. Воздух совсем другой — с привкусом весеннего ручья.

* * *

Нагулялись сегодня вдосталь. Егор с такой радостью делил со мной свой восторг!.. Он просто взахлёб рассказывал мне, что, где для чего и как здесь устроено: лыжные трассы любых категорий — на них даже в темноте можно кататься, они освещаются до самой ночи, представляете!.. — подъёмники, уютные рестораны — такие вкусные, вам понравится! Он показывал мне, размахивая руками, куда надо пойти, чтобы увидеть такую-то гору, а ещё озеро в горах, и горную реку… Парень был счастлив, что вся эта красота дождалась меня, а я, наконец-то, приехала ею полюбоваться.

Как же я его понимала! Мне всю мою жизнь нужно… необходимо было с кем-то делить восторги, иначе они застаивались и горчили, словно перезревшее яблоко…

* * *

Кровать огромная — руки раскинешь, до краёв не достать.

Лежу на футбольном поле в каких-то бархатных простынях — никогда такого хлопка не видела: на ощупь словно ворсистый, приятно…

И снова тоска к горлу — тело мужчины приятней…

Милый, любимый, обними меня… вот так… крепко… чтоб я к тебе под кожу ушла…

Не получается… Уже и этого не получается — ты выскальзываешь даже из моих грёз… Ты и сам — иллюзия. Бесплотная мечта.

Ну да — бесплотная! Такое живое, красивое тело! Такое сильное, такое мужское. Но ему нужна другая плоть — не моя… а тоже мужская…

Прямо надо мной спальня Андрея. Я слышу его шаги, слышу, когда он ложится в постель. Он там один, как и я… Почему он один? Не монах — сам дал понять. Всё ещё любит мать Егора?… Интересно, он сам подруг оставляет, или они его?… А может, и я у него лишь очередная симпатия, очередная кандидатка в подруги?…

Он красивый. Он мужчина. Он мужчина в моём вкусе. Его серые глаза с перламутровым пламенем в глубине… Его губы… всё-таки — французские… — как они целуют женщину?… Должно быть, очень умело. И самозабвенно. И страстно… И пальцы его чуткие — уверена — умеют извлекать звуки не только из чёрно-белых клавиш…

Почему он не возьмёт меня штурмом! Нет у него никого — я знаю! И ко мне неравнодушен… да нет, влюблён! — вижу!