Мужчины на моей кушетке

Когда пациент направляет свой гнев на терапевта, это важный момент. Нет ничего лучше, чем когда тебе преподносят настоящий материал, «с кровью». Это важная возможность для трансформации, если только не начинать реагировать на личном уровне. У меня-то как раз была склонность автоматически ощетиниваться, и ее надо было держать в узде, потому что мне представилась возможность встретить гнев Антуана и обратить его на пользу, помогая совершить поворот в его отношении к женщинам в целом.

– Что случилось?

– Вы предали мое доверие. Не думаю, что еще когда-нибудь смогу перед вами раскрыться.

– Чем я предала ваше доверие, Антуан? – Я и вправду ничего не понимала.

– В группе вы упомянули, что у меня бывает преждевременная эякуляция. Я не хотел, чтобы они об этом знали. Вы нарушили границы моего приватного пространства!

Я не могла ничего такого припомнить. Я никогда не поднимаю персональные проблемы пациента в группе, если только он сам не выставит их на всеобщее обозрение.

У Антуана действительно был острый случай преждевременной эякуляции. Стандартное домашнее упражнение, применяемое в секс-терапии для мужчины с такой проблемой – мастурбировать до тех пор, пока он не будет готов вот-вот кончить, затем снизить темп, чуточку ослабить ощущения, потом начать все заново, и повторять этот процесс несколько раз, пока он не научит свою сексуальную реакцию замедляться.

Антуану это не помогало. Он мог «продержаться» не больше минуты, поэтому, несмотря на то что ему было всего двадцать пять, начал принимать виагру, чтобы продлить акт. Но он ужасно стыдился этого.

Мы с ним пришли к осознанию, что ему свойственна привычка делать все – есть, пить, водить машину, даже достигать оргазма, – не замедляя темпа , не пытаясь насладиться ощущениями. И мы связали эту тенденцию с незащищенностью, которую он ощущал, пока рос на улицах Парижа, никогда не зная, удастся ли добыть завтра то, что необходимо для выживания.

Поэтому Антуан научился поглощать все подряд, быстро и жадно, всегда опасаясь, что не получит достаточной «порции».

– На самом деле мне кажется, что это вы , Антуан, сами упомянули об этом пару недель назад, – проговорила я. – Помните тот день, когда вы рассказывали группе, почему вы все делаете слишком быстро?

Антуан действительно вспомнил, но его решимости это не поколебало.

– Не думаю, что смогу продолжать терапию с вами. Я поищу кого-нибудь другого. Я не могу вам доверять.

– Вы не доверяете самой безопасности , Антуан, – возразила я. – У вас в жизни никогда не было безопасности. Вы осиротели совсем маленьким и не знаете, каково это – иметь безопасную базу. Но со мной вы в безопасности.

– Теперь я не чувствую себя в безопасности.

– Вы в безопасности. То, что вы чувствуете, – это открытость, уязвимость. И это тоже верно. Благодаря нашей работе я могу вас видеть. Всего, целиком. Именно такое ощущение дает близость. И оно вызывает дискомфорт.

Антуан чуть поежился, но мои слова достигли цели.

– Я понимаю, у вас может быть такое чувство , будто я нарушаю ваше пространство, но подумайте о том, что я вам сказала. И не бегите прочь, Антуан. Я хочу, чтобы вы это вытерпели. Вы в безопасности.

Мы тогда проработали этот кризис, проговорив его вслух, – и вот теперь Антуан пришел в группу с тревожным сном. Откуда на самом деле «росли ноги» этого гнева?

– Это было неприятно. Я был в ярости. Я хотел уничтожить ее. И теперь из-за этого чувствую себя полным дерьмом. Разве кто-то другой будет бить свою маму?

– Я могу тебя понять, – сказал Бадди. – Мать говорила мне, что, когда я был маленьким, я постоянно злился – но только на нее. Кажется, однажды даже напал на нее, когда мне было лет шесть-семь.

– А я со своей даже не разговариваю, – заметил Оскар. – Она не верила мне, когда я рассказывал ей, что брат меня обижает. Она отдавала ему всю свою любовь, а меня игнорировала. Она говорила, что я просто-напросто напрашиваюсь на внимание и это вызывает у нее отвращение.

– И я тоже, – заявил Эндрю. – Единственный человек, на которого я злюсь, – это моя мать. Я понимаю, что она мне мать, но она просто выводит меня из себя. Иногда у меня даже в глазах темнеет. Она такая властная! Мне порой хочется ее придушить.

– Я понимаю. То же самое я иногда чувствую с женой, – кивнул Оскар.

– Не переживай, Антуан, – посоветовал Джон. – У меня бывали фантазии о том, как я делаю больно матери, и до сих пор иногда случаются.

– А в чем причина? – спросила я Джона.

– Она была сверхтребовательна и всегда сравнивала меня с моими братьями, – объяснил Джон. – Я никогда не был отличником, а они все учились в университетах Лиги Плюща [17] . У меня не было шансов даже поступить туда. Когда я рядом с ней, я сам себя терпеть не могу. А мне-то всегда казалось, что мать должна помогать ребенку хорошо относиться к себе.