– Закройте глаза, – велела я. – Я хочу, чтобы вы представили себя ребенком. Просто отправьтесь назад в прошлое и представьте себя в образе этого одинокого, озлобленного ребенка. Попытайтесь понять, можете ли вы действительно вновь почувствовать себя им. – Я сделала паузу, пока Антуан формировал этот образ. – Этот мальчишка – по-прежнему часть вас, Антуан. Я хочу, чтобы вы сейчас поговорили с ним с позиции более мудрого, старшего человека, коим и являетесь. Повторяйте про себя: я забочусь о тебе… Я – твоя безопасная гавань… Я буду заботиться о тебе… Я всегда рядом… Я буду любить тебя… У тебя будет все, что тебе нужно… Снизить темп жизни – это хорошо…
Потом мы сидели молча. Глаза Антуана оставались закрыты. Как хотелось бы мне обнять его! Черт побери все регламенты и этику психологии! Иногда они кажутся такими бесчеловечными!
Я задала группе вопрос:
– Что вы хотите от женщин?
Я учила каждого из них распознавать свои сущностные эмоциональные потребности, и поэтому они учились отвечать на этот вопрос по-новому.
– Я хочу, чтобы они меня утешали, – сказал Джон. – Я хочу, чтобы они помогали мне хорошо относиться к себе.
– Я хочу, чтобы женщина волновала меня, потому что скука для меня невыносима, – сказал Эндрю.
– Мне от женщины нужно все, – заявил Бадди. – Мне нужен статус. Я хочу ее эксплуатировать. Я хочу чувствовать себя могущественным. Я хочу привязанности. А когда я этого не получаю, я бешусь. Я просто бросаю ее и иду к следующей… Во мне есть внутренняя пустота, – добавил Бадди. – Я ничего не могу с этим поделать.
– Как вы можете заполнить эту пустоту, вместо того чтобы заполнять ее женщиной? – спросила я.
– Не знаю, – отозвался Оскар.
– Может быть, нам надо сделать свою жизнь волнующей? – предположил Джон.
– Полагаю, мы можем любить самих себя, – проговорил Антуан. – Мне лично помогает духовность. Я ощущаю любовь Творца.
– Да, быть благодарным. Ценить самого себя, – согласился Джон.
– А как насчет того, чтобы дарить любовь другим? – спросила я.
– Это как в группе – оказывать друг другу поддержку и получать ее, что-то вроде того, – сказал Антуан. – Просто отказаться от осуждения, не соперничать с другими. Вместо этого – любовь друг к другу, к нам таким, какие мы есть. Сострадание.
Я знала, что Антуан постепенно учится делать то, что ему больше всего нужно, – сдерживаться.
К слову о медленно усваиваемых уроках. Рами прилетел в Нью-Йорк навестить меня, и мы отправились на романтический ужин. Но вся романтика рассыпалась в прах, когда до меня дошло, что старый шаблон возобладал и он принялся флиртовать с нашей официанткой.
Я поняла, что с меня хватит. Я порвала с ним, и он улетел в Марокко. И хотя инициатором разрыва была я сама, мне это тяжело далось.
Недели проходили за неделями; я, сжав зубы, погружалась в работу, а потом приходила домой, падала на груду подушек, которую называла своей постелью, и страстно желала впасть в кататонию. Иногда ставила печальную балладу Сары Маклафлин, снова и снова, и подпевала ей вслух – во все горло.
Никто из моих соседок не жаловался, пока однажды днем, когда я в сотый раз зарядила ту же песню, они не ворвались ко мне в комнату со щетками для волос вместо микрофонов, шевеля губами в такт словам. Они хохотали и катались по полу в театральных мучениях. Эта выходка заставила меня улыбнуться, но я все равно осталась дома, когда все они отправились на вечеринку.
Но как-то раз вечером моя соседка Дорин пригласила в гости свою новую подругу. Они, готовясь идти развлекаться, зашли в мою комнату, и Дорин принялась предлагать своей подружке примерить то одну мою одежку, то другую. Я вскочила с кровати с всклокоченными и сбившимися на сторону волосами и завопила:
– Убирайтесь! Вон из моей комнаты, черт вас возьми.
Бедная девушка так перепугалась, что убежала из квартиры. Дорин поглядела на меня и заявила:
– Ну, все, Брэнди, хватит! Тебе надо принять душ. Переоденься. Мы идем развлекаться.
Вскоре я появилась на пороге в армейской майке на лямках и розовой балетной юбочке.
– Ты собираешься идти в
Я кивнула.
– Ты уверена? – вежливо уточнила она.
– Да! – Я желала выглядеть так же безумно, как чувствовала себя.
Новая подруга Дорин хотела отправиться в клуб в Сохо, но я настояла на танцклубе в Вест-Виллидж. В тот вечер я и познакомилась с Тариком – высоким, темноволосым, красивым египтянином. Я сама к нему подошла. Он, что называется, попал с корабля на бал – приехал в США всего неделей раньше. Работал в пиццерии у своего брата. Ему было 25 лет. По-английски – ни слова. Так и начались наши вихревые «невербальные» отношения.
Мои подруги, которые обожали Рами, но терпеть не могли мои капризы, поначалу не хотели с этим смириться. Помню, Дорин все переспрашивала:
– Скажи-ка еще раз, как там его зовут?
– Халид.
– Как-как?
– Халид.
– Ах да, конечно! Я буду звать его Пицца-боем.