Мужчины не ее жизни

Когда Маартен и Сильвия проводили Рут до отеля, было уже за полночь. Рут тщательно запоминала маршрут, которым они шли. В холле отеля она поцеловалась с ними на прощание по-нидерландски (три раза), только быстрее, формальнее, чем ее поцеловала Рои. Потом Рут прошла к себе в номер и переоделась. Она надела поношенные, выцветшие джинсы и цвета морской волны спортивную фуфайку, которая была велика для нее и хотя отнюдь не льстила ее фигуре, но почти скрывала ее груди. Еще она надела самые удобные туфли, какие взяла с собой, — черные замшевые мокасины.

Она подождала в своем номере минут пятнадцать, прежде чем выйти на улицу. Часы показывали четверть первого, но до ближайшей улицы, на которой процветал промысел проституток, было меньше пяти минут ходьбы. Рут не собиралась посещать Рои в такой час, но она была не прочь посмотреть на Рои Долорес в ее окне.

«Может, мне удастся увидеть, как она впускает клиента», — подумала Рут. Посетить ее Рут собиралась завтра или через день.

Опыт общения Рут Коул с проститутками должен был бы кое-чему научить ее: способность Рут предвидеть, что может случиться в мире, где живут проститутки, явно была не так развита, как ее мастерство романиста; Рут можно было пожелать развить в себе хоть в малой степени умение реагировать на непредсказуемость женщин, ведущих этот образ жизни, — на Бергстрат, в окне принадлежащей Рои комнаты сидела гораздо более вульгарная и молодая женщина, чем Рои. Рут узнала кожаный топ, который она видела в узковатом стенном шкафу Рои. Топ был черный, застегнутый на серебряные кнопки, но грудь у девицы была слишком пышной и выглядывала из-под топа. Ниже топа складчатый живот девицы нависал на ее драную нижнюю юбку. Поясок был порван; белая резинка контрастировала с чернотой юбки и складкой желтоватой кожи на изрядном животе девицы. Возможно, она была беременна, но серые синяки под глазами молодой проститутки свидетельствовали о какой-то болезни — едва ли она была так уж способна к зачатию.

— А где Рои? — спросила Рут.

Толстая девица слезла со своего стула и приоткрыла дверь.

— С дочерью, — сказала усталая девица.

Рут шла прочь, когда услышала глухой стук по стеклу окна. Это было не знакомое постукивание ногтем, ключом или монеткой, какое Рут слышала у окон других проституток. Толстая девица стучала по стеклу большим розовым фаллоимитатором — Рут раньше видела его на больничном подносе у кровати Рои. Убедившись, что привлекла внимание Рут, молодая проститутка сунула конец фаллоимитатора себе в рот и хищно прикусила его зубами. Потом она безразлично кивнула Рут и наконец пожала плечами, словно оставшаяся в ней энергия позволяла ей сделать только это скромное обещание: она не хуже Рои попытается сделать Рут счастливой.

Рут покачала головой — нет, но дружески улыбнулась проститутке. В ответ это странное существо несколько раз ударило фаллоимитатором по ладони, словно отбивая такт музыки, слышимой только ей.

В ту ночь Рут видела пугающе эротический сон о красивом нидерландском мальчике по имени Уим. Она проснулась смущенная — и с убеждением, что плохой любовник в ее зреющем романе не должен быть рыжеватым блондином, она даже стала сомневаться, должен ли он быть таким уж бесповоротно «плохим». Если зрелая женщина-писатель претерпевает унижение, заставляющее ее изменить свою жизнь, то плохой должна быть именно она; человек не меняет жизнь оттого, что оказался плох кто-то другой.

Рут не очень-то убеждало расхожее мнение, согласно которому женщины — жертвы; другими словами, она была убеждена, что женщины порою — жертвы мужчин, но ничуть не реже — жертвы себя же самих. На примере женщин, которых она знала лучше всего (она сама и Ханна), так оно, несомненно, и было. (Рут, конечно, не знала своей матери, но она подозревала, что Марион, вероятно, была жертвой — одной из многих жертв ее отца.)

Более того, Рут ведь уже отомстила Скотту Сондерсу, так зачем тащить его — или похожего на него рыжеватого блондина — за уши в роман? В «Не для детей» вдова-романистка Джейн Дэш приняла правильное решение, состоявшее в том, чтобы не писать о своей антагонистке Элеоноре Холт. Рут уже написала об этом! («Миссис Дэш не любила писать о реальных людях, она считала, что такая литература свидетельствует о недостатке воображения, потому что любой романист, достойный этого названия, должен уметь изобретать характеры более интересные, чем встречаются в жизни. Сделать Элеонору Холт персонажем художественного произведения (даже с целью осмеяния) означало бы в некотором роде польстить ей».)

«Я должна в жизни придерживаться того, что проповедую», — сказала себе Рут.

Завтрак в отеле был отвратительный, и, поскольку ее единственное интервью в этот день совмещалось с обедом, Рут ограничилась тем, что проглотила чашечку теплого кофе и стаканчик апельсинового сока такой же неудовлетворительной температуры и отправилась в квартал красных фонарей. В девять утра не рекомендуется гулять по этому кварталу с полным животом.