Мужчины своих женщин

У меня все хорошо. Вчера приходили Андрей и Слава. Андрей до 10 часов играл в компьютер, а потом ушел. Мы же со Славой до 2 часов ночи пили водку и говорили о литературе, то есть занимались нашим обычным делом. Я сказал, что его поэзия вызывает в моем воображении один и тот же видеоряд. Если бы мне пришлось сочинять рекламный клип для его стихов, то он был бы таким: стоит на косогоре красавица-березка, шумит листвой на ветру, а с другой стороны под нею дрыхнет пьяный мужик. Над его головой в ствол березки воткнут топор, и с лезвия в храпящий рот мужика медленно капает «живительная влага». Слоган же такой: «Есть кому березу заломати!..» Не знаю, как он к этому отнесся. Но в ответ написал мне шуточное посвящение, эпиграмму. Или так просто пара строчек в голову пришла: «Если мне порой хреново, заползает в душу страх — обращаюсь я к Седову и базарю о стихах». Я сказал ему большое спасибо за такую лестную рифму.

Андрей вчера не пил, потому что мы накануне с ним тоже пили водку, и он уже больше не мог. Сегодня должны прийти еще Слава, Михеич и Таня. Я им сказал, что чайку попьем, и все.

Так что день рождения мой был похож на день рождения. Тридцать лет ведь, трид-цат-ник!.. Зачем же тебя со мной не было, чадо мое болезное?

Ладно, когда тебя выпишут, мы повторим. Дата круглая, не грех и еще раз отпраздновать. Давай домой!

Как там себя ведет наша девочка? Толкается? Погладь ее за меня по головке, если знаешь, где. Доча, слушай маму!

Любимая, напиши мне, что еще нужно принести, я завтра приеду тоже после работы. Без тебя дома как-то непривычно, пусто, жутко. Я сплю на неразобранной софе, словно заядлый холостяк. И некому меня согреть, бедный я, несчастный! Ноги мерзнут! Мне срочно нужна грелка. Во весь рост. Ну или хотя бы вполовину, как ты. Я этим врачам, которые тебя загнали в больницу, ухи бы поотрывал. Что за манеры — чуть повысилось давление, и тебя у меня забирают. А впрочем, ладно, пусть проверят на всякий случай.

Чем хоть ты там занимаешься? Проходишь курсы будущей молодой мамы? Ну давай, учись, пригодится.

Ладно, пока вроде все. Да, ты одевайся там теплее, в палатах этих, наверное, сквозняки!

Люблю, целую. Твой терпеливый муж».

24.11.99

«Сашечка, у меня все хорошо, сегодня сказали: в пятницу выпишут.

Ты завтра не приходи, мама придет, а в пятницу встретимся уже дома. Только-Гюзвони моим и все узнай точно.

С днем рождения! Я скоро буду дома, расцелую тебя во все места. Если мерзнут ноги — надевай носочки, любимый! Не пей много, не пей мало, а пей средственно. Нам ничего не надо, у нас все есть. До пятницы!»

27.11.99

«Михеич, привет! Помнится, ты испрашивал у меня подробностей моего нынешнего посещения столицы и богемной жизни в творческой общаге (а сам, падла, так и не явился на день рождения. Ну ладно. На этой неделе исполняется десять лет, как я из армии пришел — тоже праздник, так что жду). Изволь, вот тебе подробности.

То, что на лекции ходит подавляющее меньшинство населения — это само собой. Утром спят люди долго и старательно, особенно если ректор не нагрянет с инспекцией. Просыпаюсь это я однажды часов в двенадцать, а в комнате сам С.Н. Есин сидит и перелистывает какую-то книжку на моем столе, задумчиво подперев голову рукой. Рядом — комендант и с ним двое здоровых лбов. А я накануне «дартс» купил и испохабил дротиками всю стену…

Пьют здесь со страшной силой. Я так не умею. Практики было маловато, что ли, Хотя всегда думал, что легко поддержу любую компанию. Участвовал, сколько мог, но сходил с дистанции задолго до финиша. Конечно, это недостаток, ибо мешает нормальному творческому общению. Что ж, значит, мне есть куда расти. Буду работать над собой.

Все соседи, как правило, бухают. Уборщица, наводя по утрам порядок в туалете, кроет литераторов страшным матом. Есть за что. Валят везде пустые бутылки, ходят куда ни попадя всю ночь — и часто мимо.

Вообще, когда вокруг все — писатели, это немного странновато и тревожно. Так и ждешь какого-нибудь подвоха. Просто ужас.

Один тут рассказывал: «Пригласили меня недавно вечером в компанию. И досиделись до неприличного состояния! Один мужик вдруг хватает тарелку, орет: "Бенефис!" — и об пол ее. Глядя на него, и другие осатанели. Повскакали, начали вопить: "Бенефис!" и бить посуду. Переколотили в комнате все, что могли, вплоть до люстры, и только в полной темноте угомонились». Верю, что так и было.