Мужья и жены Одиночества

Жилось Ромео у толстой соседки Натальи Борисовны Катаржаниной — в одной из ее трех комнат в квартире закрывающейся дверью довольно грязно, но очень сытно. И это его устраивало. Так что в душе он был даже рад, что изнеженная дистрофичка отказалась от его предложения поселиться у нее.

Нравиться Зоя ему нравилась, но почему-то не возбуждала. Возникало опасение при мысли о сексе удариться о кости ее таза. Глядя на нее он, кстати, и понял почему так называется часть фигуры ниже пояса — тазом — максимальный провал кожи до позвоночника в этом месте и вправду напоминал бытовой тазик. Правда, в Зоином случае такой маленький, что разве что носки можно постирать в нем.

А с Натальей Борисовной ни в чем не надо было напрягаться. Она не строила никаких планов в отношении красавчика. У него был устный контракт на проживание с завтраком. А обед или ужин давали часто «на халяву». Нравилось ему это русское слово. К тому же Наталья любила выговориться, повисеть на ушах рассказами о своей жизни. Но Ромео ведь как раз и интересовала жизнь одиноких. А Борисовна (так мысленно ее называл постоялец) именно такой и была, причем, из принципа.

Глава вторая

Конечно, есть в социальной психологии методики — анкетирование, опросы. Но от них в этом городе-бедламе все отмахивались. И к психоаналитикам мало кто ходит тут — к тем тоже не присоседишься. Тут все расскажут о себе подружке или собутыльнику, соседу по купе в поезде. Или временному постояльцу.

— Ко мне мужик сегодня утром пристал в магазине. Говорит, дайте, красавица, сумки вам до дома донесу. — В голосе Натальи Борисовны звучала издевка с долей возмущения. — Так я ему и дала!

— Так что он «дать» просил — осенило Грегорина, — то есть переспать хотел?! — Подыграл Ромео своей домохозяйке.

— Ну, в перспективе, наверное, — Теперь женщина сомневалась и пожевывала губами, давно утонувшими в складках многократного подбородка, — Я- то подумала, что он спереть еду хочет. Видел, сколько вкуснятины я в пакеты на кассе складывала. А сам такой …на голую пенсию живет. — А может и правда в сожители набивался, — мысли на эту тему Наталью тоже не обрадовали. — Сдался мне этот «голожопый»!

— Так он еще и нудист?! — раззадоривал женщину Ромео, «кося» под истинного иностранца.

— Все ты понимаешь, засранец, просто репей, а не человек.

Грегорин засмеялся. Ему очень нравилось разговаривать с Натальей Борисовной.

— Ну а если б он был в отличном костюме и при машине, вы бы согласились мужика взять к себе?

— Да ни за что! Этих в костюме мне и на работе хватало. Насмотрелась на их «охоты юбки».

— Теперь, скорее, это охота на джинсы? — Пытал Наталью Барисовну дальше.

— Теперь не знаю, я от дел отошла. Но моего возраста мужичье такое было. Джинсы в нашем учреждении не водились.

— Эх, были времена, — мечтательно посмотрел в потолок Ромео, прихлебывая прекрасный кофе из увесистого пузатого бокала, а не из какой-нибудь чашечки, которую с микроскопом по столу искать надо. — В юбках девки по улицам ходили.

— Ну, по улицам по — разному ходили, а в обкоме- райкоме, парткоме, там полагалась юбка до колена или чуть выше. Как и в униформе.

— А ты как думаешь? Не дашь — не поднимут. — Не поднимут. Ну, по служебной лестнице, в смысле. А тот, в кого влюбилась, только раз и удостоил. Шеф наш ненаглядный. Блюл себя, поэтому на повышение и поехал в Питер.

-Ну а к вам-то тогда приставали?

Наталья встала, заколыхав жирами внутри объемных штанов. Трудно было представить ее молодой и соблазнительной. Разве что красивый разрез глаз — такой изгибистый, ну и носик вздернутый слегка и очень маленький.

Женщина подлила себе чаю в еще больший, чем у Ромео бока, и поймав его взгляд, поняла его правильно. Ведь не даром столько лет провела в аппаратных играх.

— Я и вес-то набрала, чтобы перестали на меня мужики зариться. Да и приятное это занятие — есть. А то аборт за абортом. Я их одиннадцать сделала. Потом, вроде, бесплодие настало.

— То есть, у вас появилась профессиональная болезнь, поэтому вы не завели детей?

— Вот ты издеваешься, а ведь и вправду, профессиональная болезнь-то…

— Выговор у Натальи Борисовны был интеллигентный, а лексика при этом разнообразилась народными словечками. Видно, Лев Толстов был ее идеалом.

— Вы, Наташа (польстил Ромео возрасту собеседницы) выросли в городе или в деревне? Слова у вас, как из разных миров. — Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой, якобы смущенной — его лучший прием, вызывающий на откровенность именно немолодых женщин. С молодыми девками его улыбка была красивой, но с издевкой (с той же целью), а с мужчинами он никогда не улыбался в начале разговора: сам боялся нарваться на голубого и одновременно не хотел, что б его приняли за гея люди с традиционной ориентацией.

Улыбка сработала.