Мужик и камень

– Думаю, достаточно, – остановился мужчина. – Это

безрассудство не входило в мои правила.

Филолет Степанович отступил от Елены и присел на диван, а

женщина все еще продолжала танцевать.

– Я вот только одного не понимаю, – уже сидя рассуждал

Гомозов. – Как он мог вас променять? Я не встречал никого

достойнее вас, умнее, красивее. Почему он вас оставил? Во мне

мало, что пробуждает такое любопытство, но этот вопрос не дает

мне покоя. Кто она, кто она такая, ваша соперница? Вы меня

заинтриговали! Расскажите! Уж очень интересно.

– Опять вы за свое! – воскликнула Елена, не переставая

вальсировать.

– Она была вашей знакомой? Жила на вашей улице, и они

тайно виделись, когда вы оставляли его одного?

– Прекратите! Прекратите строить догадки! Что же вы все

спрашиваете и спрашиваете?! – бросила женщина. – Я не хочу вам

рассказывать, этого вам не нужно знать! Я и так слишком много о

себе вам открыла. А вы? Что вы о себе рассказали, в отместку?

Ничего!

– Ну, это можно исправить, – тут же ответил Филолет

Степанович. – Я могу вам рассказать про работу, например.

– Да, чрезвычайно любопытно! – театрально продеклами-

ровала Елена. – Начинайте!

– Нет уж! Ответьте сначала вы, – требовал Гомозов. – Или вы

так и не хотите говорить?

– Нет, – скупо произнесла Елена и подошла к патефону, чтобы

переставить иглу вновь на мазурку, которая отыгрывала последний

такт. – Я не хочу говорить! Я хочу танцевать! Еще! – объявила она,

пытаясь соскочить с допроса.

– Где же они познакомились? – не отступал мужчина.

– Я даже не знаю.

– Давно? Они были знакомы давно?

– Вряд ли.

– Так вы знаете, хоть как ее звали? – мелодия перебивала голос

Филолета Степановича.

– Звали?

– Да, скажите, как ее звали!

Елена молчала, однако ее движения стали куда медленнее и

неувереннее.

– Как ее звали? Имя! Назовите имя! – требовал Гомозов.

– Смерть, – наконец тихо вымолвила Елена и потупилась.

Мелодия заиграла громче, и тогда движения женщины стали куда

развязнее и живее. Кружась в темпе мазурки с непредсказуемой

смелостью в голосе, танцовщица добавила: – Да. Именно так ее и

звали! Имя его новой возлюбленной Смерть.

Гомозову сделалось как-то не по себе, лицо его вмиг приняло

мучнисто белый оттенок, неприязненно закололо в боку. Задавать

вопросов больше не хотелось.

Елена подошла к патефону и выключила его. Тут же, от

тишины, наполнившей комнату, у Филолета Степановича заложило

уши. Впервые беззвучие было таким кричащим и язвительным.

– Ну, что вы, что вы?! – спросила, наконец, женщина после

затяжного молчания. Она глубоко вздохнула и посмотрела в окно. –

Ну, зачем вы так долго меня допрашивали? Ведь никому, в самом

деле, это не было нужно, – она взволнованно расправляла складки

на занавеске. – Но, по крайней мере, вам теперь объясняется мой

переезд. В вашем городе я потому, что мне хотелось бежать, бежать

куда глаза глядят, и я не могла больше оставаться там. Мне были

ненавистны люди, что меня окружали, нестерпимы старые

декорации, все напоминало о нем. Но уехав, я осознала, что от себя

не убежишь. И все мои воспоминания инкогнито сложилась в мой

чемодан, и переехали со мной. И тогда мне понадобился тот, кто бы

помог мне развеять их, с кем я могла пустить эти воспоминания по

ветру. Так просто, рассказать и пустить их по ветру, чтобы они

никогда больше не тревожили меня. Тогда и встретились вы, и

помогли. Если бы вы только знали, как вы мне помогли. Я

буквально висела на волоске… – женщина подсела к Гомозову и

обняла его, тот даже не шелохнулся. После некоторого молчания,

Елена заговорила вновь: – Ну, что вы?! Что вы?! Впервые я вижу

вас таким хмурым. Простите, я, наверное, слишком вас расстроила

финалом всей этой истории. Поймите, я не хотела. Я не хотела вам

этого говорить… Я хотела рассказать все, кроме этого.

– Все в порядке, – с усилием над собой проговорил Гомозов. –

То, что вы рассказали, это вполне естественные вещи. Даже более,

чем естественные. Слишком естественные.

– Вы знаете, с того времени прошло около двух лет. Это не

малый срок, уверяю, но он и не настолько велик, чтобы забыть.

Пора бы оставить труху из старых пододеяльников, и начать жить

по-новому. Ведь жизнь продолжается, и нельзя спускать ее за

бесценок. Нет ничего более стоящего в этом мире, чем жизнь.

Теперь я запомнила это наверняка. Жизнь, настоящая жизнь, а все

остальное – после.

– Это все я… – грустно выговорил Филолет Степанович. –

Это я задавал слишком много вопросов.

– Не вините себя. Это просто любопытство. А я, я на вас не

обижаюсь, что вы напомнили мне своими допросами то, что я так

старалась забыть. Вы ведь помогли мне, вам прощается все. И

простите меня, что сказала о таком грустном завершении.

– Ничего, все в порядке, – Филолет Степанович махнул рукой,

на нем все еще не было лица.

– Может, вам воды? – тревожилась Елена. – Вам нехорошо! Я

ведь вижу, что вам нездоровиться. Я принесу воды?

– Да, можно, – ответил Гомозов, и женщина вскочила и

побежала на кухню

– Нет, нет… Постойте, – вдруг окликнул ее мужчина.

– Что-то еще? – Елена остановилась и беспокойно заглянула в

комнату.

– Не надо воды, – безэмоционально проговорил Филолет