Долгий переход по Тихому океану остался в памяти только стремительно ухудшившимся состоянием здоровья Старшего механика, рыбная мука могла самовоспламениться, и стармех, как ответственный за груз и слабо доверяющий своим подчиненным, по ночам ходил в трюм с большим градусником, его лицо приобрело землистый оттенок и в свете ночных фонарей он был похож на вурдалака, и попыткой Федора найти канистру. У боцмана их было несколько, из под краски, Федор предложил, что их можно выжечь изнутри и использовать. Технология была простая, бросаешь внутрь все, что горит, поливаешь бензином-керосином, поджигаешь, и все, готово. Так все и сделали, Паша собрал ненужный хлам, Колян бросил горящий факел внутрь канистры – прошло несколько секунд, ничего не происходило. Федор подошел со словами, что ребятам ничего доверить нельзя и осторожно заглянул внутрь. Внезапно прозвучал короткий хлопок, и из канистры вылетел мощный язык пламени, прямо в лицо Федору, тот закричал нечеловеческим голосом. Когда свидетели проишествия пришли ему на помощь, то стало ясно, что у него полностью сгорели брови, ресницы и чубчик. Доктор обильно обмазал обожженное место облепиховым маслом. Так он и ходил с лицом ярко-оранжевого цвета целый месяц перехода через океан. Но так как он считал виновными в этом проишествии Коляна с Пашей, то стал постоянно следить за их работой и жаловаться стармеху. Обычно Колян прятался за кран, с кувалдой, а Паша следил за передвижением оранжевого Федора. Когда Федор шел в их сторону, Паша подавал Коляну знак и, тот со всей силы лупил кувалдой по крышке трюма, создавая ощущение занятости. К подчиненным, вооруженным кувалдой, старший моторист подходить близко не спешил. Тогда Федор, что-то подозревая, предложил, в целях будущей безопасности главного двигателя, уменьшить диаметр гребного вала, причем оригинальным способом. Стармех, полностью занятый сохранностью доверенного ему страной ценного груза, согласился, но был как-то замечен в том, что пытался окрыть свою каюту гаечным ключом. Колян с Пашей проводили теперь все рабочие дни в румпельной, раз за разом прикладывая напильники на гребной вал. Напильники стирались быстро, на валу стерлась, похоже, только краска, Федору было приятно, остальной команде все равно. Наконец показался берег дружественного Вьетнама. Колян сидел на корме и любовался кроваво-красной водой Меконга вдруг, опять послышались чьи-то крики и суетливая беготня, Петрович был, как всегда был красноречив:
– Мы якорь потеряли, недобрый знак, это Любовь виновата.