Мужик и море

Утром, Паша разбудил Коляна, и сдружившиеся новобранцы вместе пошли на завтрак в кают-компанию. Они вошли в просторное помещение и дружно пожелали всем приятного аппетита, подошли к небольшому, почти свободному столику. За столом, в одиночестве, сидел красавец Петрович, в новом костюме. Аккуратно подстриженные, немодные уже, бакенбарды, придавали его лицу аристократическое выражение. Петрович уже поел, но не уходил, размышляя, что ему еще съесть. Колян поздоровался с ним, протиснулся к иллюминатору, и сел возле небольшого стеклянного шкафа с фотографией крестной матери теплохода, которая разбивала бутылку шампанского об его борт – швеей-орденоносцем из далекой Сибири, рядом висел красиво оформленный, в деревянной раме, «Кодекс строителя коммунизма». Между столов порхала, очень полная пятидесятилетняя женщина, в коротком, не по возрасту, платье ядовито-лимонного цвета. Огромная грудь и пышные бедра стремились на свободу, оставалось только удивляться как легкая ткань держит их, это была буфетчица Люба. Колян выдохнул:

– И меня заставили бы с ней спать?

Петрович пробасил:

– А что делать? Хрен ровесника не ищет, в постели все равны. Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

Громкий, с красивым оттенком голос, заставлял слушать его, не перебивая. Люба резко развернулась на замечание и подбежала к столу, улыбаясь голливудской улыбкой:

– Какие мальчики у нас новые.

Петрович промычал:

– Так будет добавка?

Люба часто заморгала:

– Еще не все поели, ждите.

Петрович глубоко и разочарованно вздохнул. Еда была уже на столе, Колян посмотрел в стоящую перед ним большую тарелку. На ней лежала столовая ложка болгарского зеленого горошка, из банки, и небольшой аккуратный язык, по размеру и внешнему виду очень похожий на человеческий. Колян брезгливо отвернулся. Петрович перехватил его взгляд:

– Хочешь, я съем? – и не дожидаясь ответа, ловко поддел вилкой чужой деликатес. Колян позавтракал чаем и хлебом с маслом и пошел к старпому, тот, через дежурного матроса, вызвал его к себе в каюту, для знакомства. Старпом Марк Лазаревич Тишман сидел, раздраженно склонившись над бумагами, его опять не назначили капитаном, прислав, на теплоход, человека со стороны. Капитаном его не назначали потому, что он был не член партии. В партию не брали, потому, что он был еврей. В дверь громко постучали, и не дожидаясь, его ответа в каюту вошел Колян, он промычал под нос себе приветствие и плюхнулся в кресло, осматриваясь. Марк Лазаревич, отложил бумаги в сторону и внимательно осмотрев входящего, подумал: «Вот они, будущие командиры флота, колхоз на выезде». Но врожденная интеллигентность взяла верх, и он, представившись, и узнав имя вошедшего, начал рассказывать о жизни и трудовых буднях вверенного ему коллектива. Когда он начал говорить о спортивных успехах и досуге команды, то Колян сначала начал криво улыбаться и смотреть в сторону, а услышав о трезвом образе жизни моряков, коротко, но неприлично хохотнул. Марк Лазаревич больше не смог сдерживать свои эмоции:

–Ты своим дурацким смехом, сейчас, кого-то сдал, все иди отсюда, знакомство окончено.

Колян понял, что поступил глупо, извинился, и вышел из каюты старпома. Что дальше делать он не знал, в каюте сидеть было неохота, и он пошел бесцельно слоняться по теплоходу. Колян пошел по проходу, в дверях полуоткрытой каюты стоял сонный, пожилой человек в пижаме, он выглядел довольно жалко – красное, мятое лицо и воспаленные глаза, когда Колян поравнялся с ним и дежурно поздоровался, тот, не ответил и жалобно произнес:

– Поговорите со мной.

Колян не знал кто это, но на всякий случай обошел его, и сославшись на занятость, пошел дальше, ускоряя шаг. Все были заняты какими-то своими делали, Колян, чтобы не мешать, пошел на палубу, и почти на корме нашел большое углубление по форме и размеру напоминающее небольшой бассейн. Пока он размышлял, о своем неожиданном открытии, к нему, плавной походкой, подошел благообразный мужчина лет шестидесяти. Колян повернулся к нему и восхищенно спросил:

– Как вы думаете, это бассейн? Надо, чтобы его наполнили и можно было купаться.

Мужчина внимательно посмотрел на него, и ничего не сказав, молча удалился. Через несколько минут, Коляна нашел Федор и, ехидно смеясь, сказал:

– Меня назначили твоим наставником, только не надо больше советовать капитану, что ему делать.

Теплоход отплыл ночью, сквозь сон Колян слышал какой-то шум, но впечатлений за день было так много, что он все проспал. Антипатия усилилась еще больше, Федора отругали, что он не научил Коляна бегать, по тревоге, на носовой фалинь, как того требовала инструкция. Колян не знал где это и, что надо там быть, даже если бы не спал. На очередном стихийном собрании, Федор отказался быть наставником у Коляна, и эту «почетную» обязанность передали Петровичу.

IV