Мужики

Но Ягна не могла смириться, — напротив, в ней назревал бунт, и озлобление все чаще прорывалось наружу. Этому немало способствовала Ягустинка. Раз она тихо сказала Ягне:

— Жаль мне тебя, Ягусь, как дочь родную! Старый пес обижает тебя, а ты, как ягненок, все терпишь! Другие бабы не так делают, не так!

— А как же? — спросила Ягна с любопытством. Ей уже порядком надоело глотать обиды.

— Злого укротишь не добром, а только еще большей злостью! Он с тобой, как с девкой, говорит, а ты — ничего! Платья твои, как вижу, у него под замком, каждый твой шаг он сторожит, слова тебе по-хорошему не скажет, а ты что же? Вздыхаешь, кручинишься и божьей милости ждешь? Эй, помни пословицу: на бога надейся, а сам не плошай! На твоем месте я бы знала, что мне делать! Юзьку я выдрала бы, чтоб не распоряжалась в доме. Хозяйка-то ведь ты, а не она! А мужу ни в чем бы не уступала! Коли хочет войны, так пусть будет такая война, чтобы у него глаза на лоб полезли! Дай только мужику над собой власть, так он живо драться начнет, и бог знает чем это может кончиться!..

— А первым делом, — Ягустинка понизила голос и нагнулась к уху Ягны, — первым делом отставь ты его, как теленка от коровы, не допускай к себе ни за что, держи, как пса за порогом! Увидишь, как он подобреет!

Ягна перестала прясть и заслонила руками покрасневшее лицо.

— Чего ж ты, глупая, застыдилась? Худого тут ничего нет. Все так делают и будут делать, не я первая это выдумала. Юбкой мужчину дальше заманишь, чем собаку салом. Собака скорее образумится! А старого еще легче, чем молодого, ему труднее по чужим избам грешить. Сделай так — и скажешь мне спасибо! А что там плетут про вас с Антеком, ты этого близко к сердцу не принимай: хоть ты будь бела, как первый снег, — все равно сажу на тебе увидят. Так уж водится на свете: робкому пальцем не дадут пошевелить, сейчас пойдут трезвонить. А кому все равно, что о нем говорят, кто силен и смел, тот может делать, что хочет, и никто словечка не скажет, да еще будут к нему ластиться, как собачонки! Сильный, неуступчивый и злой всем миром владеет!.. Вот и про меня немало болтали, и про мать твою тоже — всем было известно, что у нее с Флореком…

— Матери ты не касайся!

— Ладно, пускай она для тебя святой остается. Правда, каждому человеку надо что-нибудь святое иметь.

Долго еще рассуждала Ягустинка, поучала Ягусю и понемногу, не ожидая вопросов, рассказала об Антеке все, что только могла придумать. А Ягуся слушала с жадностью, не выдавая себя, однако, ни словечком. Советы Ягустинки крепко засели у нее в голове, она целый день раздумывала над ними.

Вечером, когда у них сидели Рох, кузнец и Настка, она сказала мужу:

— Дайте-ка ключи от сундука, мне надо одежу проветрить!

Он дал, немного сконфуженный смехом Настки, но все-таки, когда Ягуся опять уложила все, протянул руку за ключом.

— Тут только мое, так я уж сама его поберегу! — сказала она с вызовом.

И с этого вечера начался в доме ад! Старик вел себя по-прежнему, а Ягна не уступала, на одно слово отвечала — десятком, да так громко, что крик слышен был на улице. Это ей мало помогло, и тогда она начала делать старику назло.

К Юзе она придиралась на каждом шагу и часто так жестоко ее отчитывала, что девочка с плачем бежала к отцу жаловаться. Все было напрасно, Ягна еще больше бесновалась, когда ей перечили. По вечерам она нарочно переходила на другую половину избы, оставляя старика одного в передней горнице, заставляла Петрика играть, подпевала ему до поздней ночи. В воскресенье оделась как можно наряднее и, не дожидаясь мужа, — одна пошла в костел, а по дороге останавливалась и болтала с парнями. Борына удивлялся перемене в ней, бесился, пробовал не поддаваться, делал все, чтобы не узнали в деревне, но не мог справиться с Ягной и, дорожа своим покоем, все чаще уступал ей.

— Господи, каким ягненком казалась, покорной овечкой, а теперь на дыбы становится! — воскликнул он раз, обращаясь к Ягустинке.

— С жиру бесится! — отозвалась та с негодованием. Ягустинка всегда подпевала тем, кто делился с ней своими мыслями. — И вот что я вам скажу: пока не поздно, надо эту дурь из нее выбить, а то потом уже и дубина не поможет!

— У Борын это не в обычае! — возразил надменно Мацей.

— Думается мне, что и у Борын дойдет до этого! — насмешливо пробурчала Ягустинка.

Несколько дней спустя, после Сретения, Амброжий вечером дал знать Борыне, что завтра ксендз будет объезжать прихожан.

С раннего утра все засуетились, стали наводить в избе порядок, даже старик, чтобы уйти из этого ада (так как Ягна яростно орала на Юзю), сам принялся сгребать снег на дворе. Избу проветрили, обмели паутину, Юзя посыпала желтым песком крыльцо и пол в сенях, и все стали поспешно одеваться по-праздничному, так как ксендз был уже поблизости, у Бальцерков.