Мужики и бабы

Между тем Селютан заострил палочку и, как вилкой, достал из котла утиную тушку. Бородин в кружки налил водки.

- Ну, поехали!

Выпили, выдыхнули дружно и молча начали раздирать утку, словно совершали торжественный обряд. И ели молча, чмокая губами и громко чавкая. Играй, почуяв скорые объедки, поднял морду и замахал хвостом.

- Нынче ночью Скобликовы уехали, - сказал наконец Бородин, закуривая.

- Куда уехали?

- В Канавино, к сестре. Вроде бы насовсем.

- А как же дом? - спросил Селютан, все еще не беря в толк суть разговора.

- Бросили дом, - сказал Бородин и длинно выругался. - Убежали, Федор. От налогов убежали, а может быть, и от тюрьмы.

- От тюрьмы не убежишь, - хмыкнул Селютан и закурил, отвалясь на локоть. - В Канавине, здесь ли, - все едино.

- Здесь у них свой дом, поместье рядом... А там они квартиранты. Разница!

- Какая разница - где подыхать? Что здесь, что в Канавине?

- Дак ведь люди жить хотят!

- Что там за жизнь, в чужом углу! Нет, ты держись своего болота. Где жил, там и помирай с честью.

- А если из дома выгонят?

- Ну и что? Дом мой понадобился? На, возьми, подавись им. А меня не трогай. Я и в стогу сена проживу. А затронешь - спуску не дам. Вот как надо держаться. Небось они крепко подумают перед тем, как гонять нас во всякие колхозы. А то что? Не успеют кнутом хлопнуть, как бе-эгут. Не люди, а стадо.

- Я, брат, тоже решил держаться до последнего. Ни в город не поеду, ни в колхоз не пойду.

- Это правильно, - согласился Селютан. - Давай еще помаленьку глотнем.

Бородин побулькал в кружки. Выпили.

- Эх, Федор, - сказал Бородин. - Может, последний разок ездим с тобой... на охоту. Придет время - пешой будешь топать.

- Это почему?

- Всеобщий колхоз создадут на всю Рязанскую губернию. Поголовный... И вроде бы за год. А лошадей, коров и всякую живность отберут.

- Кто тебе сказал?

- В "Правде" прочел.

- Брешут. Я вот по чему сужу: чтобы лошадей держать в общем месте, надо построить конные заводы. А ты знаешь, что такое конный завод? Я видел у фон Дервиза. Это ж дворец лошадиный! Чтобы построить такой завод на всех тихановских лошадей?.. Дак нам все заложить надо - портки последние снять с себя! И то не хватит. А ты говоришь - на всю губернию. Кто же нам отвалит такие деньги?

- Государство.

- Государство? Оно с нас последние гроши тянет. Хлеб вон до зернышка выколачивает. А ты хочешь, чтоб это самое государство заводы нам конские строило? Дворы коровьи? Да ни в жисть не поверю.

- А ежели объединят лошадей, да на наших же дворах оставят? - спросил Бородин.

Селютан рассмеялся:

- Это пожалуйста! Такой колхоз мне по нутру, ежели моя лошадь на дворе стоит. Куда хочу - туда и еду.

Бородин только усмехнулся и спросил, оглядываясь по сторонам:

- А где твоя лошадь?

- На приколе, возле озера.

- Волки не задерут?

- А Играй на что?

- Он на луну брешет.

- Это он мне вроде колыбельную поет. Я сплю и сквозь сон слушаю. Брешет, значит, все в порядке. Волки подойдут - он завоет, в голос затявкает. А то совсем замолчит. Стало быть, рассвет. Пора вставать. Он у меня службу знает.

Когда укладывались в кромешной темноте на мягком духовитом сене, Селютан толкнул в бок Бородина и сказал со смешком:

- А ты жох... Хитрован!

- Чего такое?

- Поедем, говорит, по случаю праздника уток погоняем. Так, мол, от нечего делать. Оказывается, не от нечего делать, а от актива бежал.

- Кто тебе сказал?

- Кречев. Пришел ко мне и спрашивает: говорят, у тебя Бородин отсиживается?

- И ты ему сказал, где я? - тревожно спросил Андрей Иванович.

- Ага, испугался! - хохотнул Селютан. - А я говорю: был да сплыл. Зачем он тебе? Актив, мол, завтра проводим, посоветоваться надо. Тут я сразу понял твою задачу смотаться с глаз долой. Я и сказал ему: на лугах, говорю. Случаем, не туда собираешься? Собираюсь, говорю. Будь добр встретишься с ним, передай, пусть приезжает к двум часам дня. Исполню, говорю, в точности... Ну, мотри, Андрей! Я тебя предупреждаю.

- Ладно дурака валять, - сердито отозвался Бородин.

- А ты не боишься, что тебе самому хлебные излишки начислят за отсутствие?

- Индивидуалкой будут обкладывать, - буркнул Бородин. - Подворкой.

- А говорят, хлебными излишками.

- Кто говорит?

- Да Кречев. Передай, мол, Бородину, ежели не приедет, хлебные излишки начислим на него самого, чтоб другим неповадно было бегать с актива.

- Типун тебе на язык.

- На тебя же, говорят, сена накладывали. Сто пятьдесят пудов.

- Накладывали... Да я не повез. На меня где сядешь, там и слезешь...

- Да, у тебя рука... И кем ты успел заручиться? Говорят, племянницу просватал за комиссара из "Красного лаптя"?

- Дрыхнуть давай... Небось выспался и мелешь языком.

- Сейчас, будильник заведу, - отозвался Селютан и, закрывая сеном лаз, крикнул наружу: - Играй, а кто брехать будет? Я, что ли?!

И тотчас послышался приглушенный, как из подпола, размеренный собачий брех.

"Ну и обормот. С такими и в тюрьме не соскучишься", - невесело подумал Бородин, засыпая.