Мужики и бабы

Братья Бородины сидели на скамье вдоль стенки, курили. Андрей Иванович отрешенно пощипывал ус, глядел себе на валенки и на дурашливое песнопение Семена не обращал никакого внимания. Его опять вызывали в Совет, требовали включиться в бригаду по раскулачиванию, он отказался. Какой-то приезжий из окружного штаба по сплошной коллективизации смерил его крутым взглядом жарких нездешних глаз и сказал: "Даем срок до вечера. Не согласишься посадим". А вечером должен приехать Михаил. Ждали с часу на час. Зиновий с Федькой уехали за ним в Пугасово. Братья, еще не дожидаясь приезда Михаила, разделили по себе его детей - Андрей Иванович взял пятилетнюю Верочку, Николаю оставили младшую, Шуру, а старшую приняла теща Михаила, разумеется, детей взяли на время, до новой женитьбы Михаила. А вместо уплаты за прокорм к Андрею Ивановичу и к Николаю переходили поземельные наделы на девочек. Ждали Михаила, а разговор все клонился в сторону колхозов да скорого раскулачивания.

- Якуша Ротастенький вместе с сороками укатили на ночь глядя в Лысуху, - сказал Семен. - Говорят, громить начнут с лесной, с глухой стороны.

- Оно, конечно, безопаснее ежели ф с лесной, - согласился Максим Иванович. - Кто орать начнет - легче рот заткнуть. Там никто не услышит.

- Они и здесь не постесняются, - сказал свое Андрей Иванович. - Вон Федорка посреди бела дня взяли - и ни слуху ни духу. Все шито-крыто.

- Дык, Селютана за фулюганство взяли, - воспрянул Николай. - Он энтому Ашихмину как засветил промеж глаз, у того, говорят, аж кобура на задницу съехала.

- Селютан пошел по политической линии, как вредитель, - возразил Семен. - На него дело открыли.

- Какое дело? Он по чистой пошел! - раскалялся Николай. - Во-первых, применение оружия в общественном месте, то есть хулиганство; во-вторых, рукоприкладство.

- А я те говорю - на него дело составлено было, - брал на горло Семен. - Поскольку в связи с зятем как с вредителем. Понятно?

- Вы чего разорались, как на сходе? - цыкнула на них Надежда. - Дети спать легли, а вы сцепились, что кобели из-за кости.

- Политика - штука горячая, - усмехнулся Максим Иванович. - Она сразу в азарт гонит. Намедни мы собрались всем колхозом, мужики то есть, в поповом доме. Сидим, вырабатываем линию - куда лошадей ставить, куда сено свозить. Вот тебе сцепились Маркел с Ротастеньким. Маркел говорит - всех лошадей свести во двор Клюева. Там сена хватит. А Якуша ему - сено Клюева сперва разделим по колхозникам, а потом внесем паи поровну и без обиды. Один орет - ты, мол, чужое прикарманить хочешь? А второй его за грудки хватает - ты свое не хочешь отдавать, так твою разэдак. Еле растащили их.

- Да, политика у вас, как у того Ивана, - где что плохо лежит, у него брюхо болит, - усмехнулся Андрей Иванович. - Как бы за счет чужого поживиться, а свое прикарманить - вот ваша политика.

- Ты, Андрей, против нас не греши. Мы не токмо что лошадей, коров, телят и даже курей - все решили свести до кучи. В общие дворы то есть, сказал Максим Иванович.

- А баб, к примеру, не сгоните в общую избу? - спросил Семен и загоготал. - Я, пожалуй, Параньку свою свел бы туда. Глядишь, впотьмах и мне досталась бы какая помоложе.

- Тьфу! У самого рожа-то вон, как варежка изношенная, а туда же, за молоденькой. У-у, бесстыжие твои глаза! - сказала Надежда.

- Дак, сестрица, дело-то не в роже... Ты не гляди, что у меня нос набок свалился. Главное, чтоб корень стоял на месте.

- Бери быка за корень! - подхватил Николай, и они с Семеном, довольные собой, шумно засмеялись.

- Тьфу, срамники окаянные! - Надежда в сердцах встала и вышла в горницу.

Андрей Иванович хмуро покосился на Семена и спросил:

- Говорят, ты записался в бригаду по раскулачиванию. Это правда?

- Небось припрут к стенке - запишешься. Все-таки у нас лавка была. Супротив пойдешь - самого раскулачат.

- И кого ж ты пойдешь кулачить? Прокопа Алдонина? - раздувая ноздри, спросил Андрей Иванович.

- Дак не своих... - осклабился Семен. - Нас поведут в Еремеевку. Кто меня там знает?

- Значит, чужих трясти будешь. Китайцев, да?

- Кого прикажут, того и будем трясти, - озлобился Семен. - Чего ты прилепился ко мне?

- Подлец ты, Семен.

- Я подлец? - встал Семен, озираясь по сторонам и краснея до корней волос.

- Да, ты подлец. - Андрей Иванович тоже встал, глаза его округлились, нехорошо заблестели, и под скулами заходили бугристые желваки.

- Андрей, Андрей, садись давай! Чего ты взбеленился? - схватил его Максим Иванович за руки.

Тот вырвал руки и, опираясь кулаками на стол, подался всем телом к Семену:

- Уходи! Уходи сейчас же из моего дома... - И вдруг сорвался на крик: Уходи, тудыт твою растуды!.. Или я тебя изобью, как собаку...

Семен отскочил от стола, как ошпаренный, с грохотом отлетела, падая, табуретка, и тотчас же в дверях из горницы выросла Надежда:

- Что это еще за погремушки?

Но на нее никто не глянул. Андрей Иванович сел за стол и устало прикрыл лицо руками, а Семен, бледный как полотно, долго не мог попасть трясущимися руками в рукава полушубка. Так и вышел, не успев как следует одеться.