Мужики и бабы

- Вы чего тут не поделили? - опять спросила Надежда.

- Семен авсенькать приглашал, по дворам итить, а вон Андрей прочел ему одну авсеньку - тому не понравилось, - сказал Максим Иванович, ухмыляясь.

В сенях грохнули щеколдой и затопали по полу, заскрипели снегом.

- Что это еще за табун? - подалась к двери Надежда.

Но не успела она и до порога дойти, как дверь распахнулась и в избу ввалилась целая процессия; впереди шла Тараканиха в толстой клетчатой шали, в черной сборчатой шубе до пят, за ней в шапке с распущенными ушами Левка Головастый, потом еще Кулек в шинели и в буденовке со шлыком, и наконец пожаловал сам представитель окружного штаба по сплошной коллективизации Ашихмин - в кожаной кубанке, в белом полушубке и в белых с желтой ременной оторочкой бурках.

- Служить будете, или вам так подать? - недружелюбно встретила их Надежда.

- А мы не милостыню просить, - пропищал Левка Головастый, - мы по законному решению.

Ашихмин по-хозяйски прошел к столу, слегка отстранив Надежду рукой, как телушку, стоящую посреди дороги, и, поигрывая снятой кубанкой, не здороваясь, стал пристально глядеть на Андрея Ивановича.

- По какому случаю пожаловали? - спросил Бородин, исподлобья глядя на Ашихмина.

- А по тому самому... Вас предупреждали в Совете насчет уклонения от раскулачивания?

- Я присяги на раскулачивание не принимал, - ответил Бородин, набычившись. - И нечего меня предупреждать на этот счет.

- Извините! Вы являетесь членом сельсовета, председателем комсода. Уклонение от раскулачивания, как важнейшего мероприятия по сплошной коллективизации, рассматривается прямым саботажем. Вам это известно?

- Нет, не известно.

- Дак мы ж тебе сколько разов говорили, Андрей Иваныч! - ринулась в дело прямо с порога Тараканиха. - Не в свое село пошлем, а в чужое... Дак ты уперся, ровно бык. А глядя на тебя, и другие не идут - вон Вася Соса отказался, Макар Сивый, Сенька Луговой, Чухонин. Тебя, говорят, боятся.

- Чего меня бояться? Я не разбойник на большой дороге. Чужое добро не отымаю.

- Это что, намек? По-вашему, мы разбоем занимаемся? - повысил голос Ашихмин.

- Я знать не знаю, чем вы занимаетесь. Я только ноне и увидел вас. Чего вы ко мне привязались?

- Вон вы как заговорили! Мальчиком прикинулись. Ладно. Поглядим сейчас, каким вы голосом запоете. Федулеев, дай сюда решение Совета!

Левка моментально выхватил из папки исписанный листок с печатью и, услужливо пригибаясь, сунул его в руки Ашихмину.

- Вот решение Совета о том, чтобы изолировать вас от массы как разлагающий элемент! - Ашихмин положил на стол листок перед Бородиным. Прочтите и распишитесь.

Андрей Иванович посмотрел на братьев, на жену, с испугом глядевших на него, помедлил, свел плечи, словно его в холодную воду толкали, и начал читать вслух:

- "В связи с чрезвычайным положением, объявленным штабом по сплошной коллективизации, считать отказ от участия в раскулачивании члена сельсовета Бородина Андрея Ивановича как акт саботажа со всеми вытекающими отсюда последствиями. С целью изоляции от массы вышеупомянутого Бородина взять под стражу". - Бородин посмотрел с каким-то удивлением на Ашихмина и сказал: - А у вас нет такого права, чтобы сажать меня.

- Есть. Подписывайтесь!

- А я не стану подписывать.

- Заберем без росписи.

- Кудай-то вы его заберете? - спросила Надежда, подаваясь к столу. - У него пять человек детей. Давайте тогда и меня с ним забирайте. Мы чего делать без него станем?

- А это нас не касается, - отрезал Ашихмин.

- Как то есть не касается? - спросил Максим Иванович. - Это ж дети малые!

- Кто вы такой, чтобы задавать мне вопросы? - строго спросил Ашихмин.

- Мы, братья его, собрались на семейный совет... Дак что, и собираться вместе нельзя, что ли?

- Не мешайте нам выполнять государственные обязанности вашими дурацкими вопросами!

- Хорошие государственные обязанности - отца от детей забирать, всхлипнула Надежда.

- Успокойся, мать, - сказал Андрей Иванович. - Наши дети по ихней теории в расчет не принимаются.

- Нашу теорию не трогай! Она в огне классовых битв проверена, и не вам ее порочить. Собирайтесь! - рявкнул Ашихмин.

- Значит, по теории меня берете? - Андрей Иванович смотрел на Ашихмина, насмешливо щурясь и не двигаясь с места.

- Да! По самой передовой, единственно правильной в мире. Берем и вырываем с корнем как защитника обреченного класса эксплуататоров.

Бородин сжал сухую с узловатыми пальцами руку в темный увесистый кулак, чуть пристукнул им по столу и сказал, раздувая ноздри:

- Не обманешь! Эта рука сама все делала. Мы за чужой счет не жили. Одно слово - крестьяне.

- Были крестьянами. А теперь кто будет колхозником, а кого и попросят удалиться.

- Куда это?

- Подальше от земли, чтобы не мешать на ней жить по-новому. Собирайтесь! Иначе силой уведем.

Кулек при этих словах кашлянул и подошел к столу, с готовностью глядя на Ашихмина. Бородин встал, оправил толстовку и пошел к вешалке. Надежда бросилась за ним, повисла у него на плечах, заголосила:

- Куда ж ты спокидаешь нас, кормилец наш ненаглядна-ай? Чего ж мы без тебя делать-то будем? Сиротинушки горькие...