Мужики и бабы

Через несколько минут они оделись, преображенные, печальные и строгие, как на богомолье собравшись, вышли к порогу.

- Куда нас поведут? - спросил Матвей Платонович.

- Тебя здесь оставят. А их в Пугасово, - ответил Кречев.

- Дак как же мы врозь-то, отец? - всхлипнула Фекла. - Мы с Варькой дальше Тихановского базару и не бывали нигде...

- Господь поможет, - сказал хозяин и осенил себя широким крестом, глядя на божницу.

Варька, прикрыв лицо цветной варежкой, тоже всхлипнула.

- Привыкнете, - сказал Кречев, вставая. - Там не волки, а тоже люди будут... - И, обернувшись, наказал Ванятке:

- Опись построже составь. Все имущество на твою ответственность.

- Крупное опишем, а насчет мелочи - сами забирайте в Совет. Там и переписывайте, и делите. Чего хотите, то и делайте.

- Ну, лады! Через час вернемся.

Кречев с Кульком вышли вместе с хозяевами. Феклу с Варькой усадили в сани, Кулек сел в головашки править, а Кречев с Амвросимовым пошли пеш. В Выселках и на выгоне было безлюдно, но, когда въехали в Нахаловку, вокруг саней закружились ребятишки. Побросав игру в чижики, они долго сопровождали подводу с милиционером и самим председателем Кречевым, звонко, на всю улицу покрикивая:

- Эй, ребята! Кулаков везут!

- Кулаки - дураки, кулаки - дураки!

- Которые кулаки, а которые дураки?

- Кулаки едут, а дураки пеш идут.

- Кулек нешто кулак?

- Кулек - шишак...

- Баран, а ты пустишь нырок промеж саней?

- Пущу!

- А Кульку под задницу?

- Пущу!

- Я те пущу кнутом по шее, - кричал Кулек из саней.

Бабы выходили на крыльцо, выглядывали из калиток, плющили носы об оконные стекла, вздыхали, крестились, жалея одних и посылая негромкие проклятия другим:

- А чтоб вас розарвало! Погромщики! Утробы ненасытные...

- Спаси и помоги им, царица небесная!

- Осподи, осподи! И малого и старого волокут...

- Под корень рубят, под ко-орень...

Матвей Платонович даже рядом с дюжим Кречевым шел молодцом - в черной как смоль длинной сборчатке, в огромных белых валенках, малахай, что решето, на голове... Богатырь!

- Эдакого хозяина вырвали!

- Это дерево из всего лесу.

- Да-а, прямо - купец Калашников!

- Под корень секут, под ко-орень, - доносилось с крылец и от калиток.

А перед райисполкомом целая вереница подвод, как на торгу; вдоль зеленой железной ограды, возле коновязи стояли подводы вперемежку с оседланными лошадьми; на многих санях валялись тулупы, а на них и на сене лежала посуда всякая - и фарфоровая, и стеклянная, самовары, сапоги, крытые сукном и драпом шубы, гармони, иконы и даже бронзовые кресты и паникадила; тут же, возле саней, топали, толкали друг друга, грелись железнодорожные охранники в черных нагольных шубах и с винтовками за спиной. Возчики в красных полушубках и бурых чуйках, подняв воротники и растопырив руки, стояли смирно возле своих лошадей и смотрели на все посторонними глазами.

А поодаль, на высоком просторном каманинском крыльце, толпились рабочие в пиджаках, штабисты в белых полушубках, милиционеры в синих шлемах и в длинных серых кавалерийских шинелях чекисты, приехавшие из Пугасова конным строем. Тут же, на крыльце, на выносном столике, стоял ящик красного дерева, и в широкую, как матюгальник, зеленую трубу с шипением и хрипом вылетали сдавленные звуки, по которым с трудом угадывался голос Шаляпина:

Жил-был король когда-то.

При нем блоха-а-а жила-а-а.

Милей родного бра-а-а-ата

Она ему была-а-а.

Блоха? Ха-ха-ха-ха!

Блоха! Ха-ха!

Ха-ха-ха-ха!

Заразительно и неистово смеялся хриплый заведенный голос. Окружившая этот конфискованный граммофон публика тоже шумно смеялась, притопывала сапогами, валенками, била в ладони и дула на пальцы.

Кулек перед самым крыльцом остановил лошадь.

- Куда везти? - спросил Кречева.

- Сейчас! - Кречев протолкался на крыльце и спросил Ашихмина, заводившего граммофон: - Куда девать очередную семью?

- Какая категория? - спросил тот.

- Первая, - ответил Кречев.

- Так, хозяина веди в пожарку, а семью - во двор.

- Какой двор?

- Риковский!

Кречев повернулся уходить, но его остановили.

- В пожарке полно, - сказал кто-то от дверей.

- Тогда веди в лавку... как его... - запнулся Ашихмин.

- Рашкина! - опять крикнул кто-то от дверей.

- Дак там же распределитель?

- А ты в другую половину. В ту самую, где потом артельный склад был, сказал от дверей опять тот, невидимый.

- Ясно! - Кречев вернулся к подводе и передал Кульку: - Лошадь привяжи у коновязи. Хозяина, - кивнул на Матвея Платоновича, - в бывший артельный склад... Там сдашь его под роспись.

- Я вам бык, что ли? - с горькой усмешкой сказал Амвросимов.

- Молчать! - рявкнул Кречев. Он волновался от присутствия множества людей, которые глядели теперь на них с крыльца, и торопился: - Давай, давай! Чего возишься? - ругал он Кулька. - Растопырился, как баба.

- Вот это кулачина! - крикнули с крыльца.

- Сазон так Сазон...

- На ем пахать можно...

- Эге! Бочку пожарную возить. Во отъелся за щет рабочего класса...

- И трудового крестьянства...

Кречев подтолкнул под локоть робко стоявшую возле мужа Феклу:

- Пошли, пошли... Чего глаза-то пялить без толку?