Мужики и бабы

- Хуже будет, Мария Васильевна, - сказал Акимов. - Поначалу я сам думал - разогнать, и все. А потом смикитил - это ж скандал на всю округу. Он ведь уполномоченный...

- А что же делать?

- Пойдем и переждем эту лотерею. Сделаем вид, что все нормально. А потом всыплем ему, когда народ разойдется.

- Пошли!

Еще поднимаясь от Петравки на высокий уличный бугор, где стояла изба-читальня, они услышали визгливый голос Сенькиной ливенки, доносившийся сквозь раскрытые окна.

Играли вальс "На сопках Маньчжурии".

- Качество проверяет, - сказал Акимов.

В читальне было битком набито парней. Сенечка сидел на столе, опершись ногами на скамью, и самозабвенно наяривал старинный вальс - нос кверху, глаза под лоб упустил и даже головой покачивал от удовольствия. На протиснувшуюся Марию и Акимова только глянул туманным взором и отвернулся. Играл при гробовом молчании, зная цену своему искусству. Рядом с ним лежала кепка, полная белыми лотерейными ярлыками.

Кончил играть, откашлялся, как модный тенор, и спросил публику:

- Ну как?

- Мехи сильные.

- Голосисто... В Веретье, поди, слыхать.

- А строй?

- Что строй! - сказал Сенечка. - Ты глухой, да? Я ж "На сопках Маньчжурии" не то что сыграл - выговорил. Не всякая хромка тебе так вот распишет.

- Чего там говорить, забористая гармонь.

- Да. Голоса выдержанные, - послышались одобрительные возгласы.

- А как насчет басов?

- Что басы?

- Вразнобой пусти!

- Пусть страданье сыграет!

- Какое - саратовское или сормовское?

- Давай сормовского.

Сенечка рванул мехи, и тотчас с первого колена влился в его разухабистую бурную мелодию легкий лукавый голосок:

Сормовской большой дорогой

Пробирался на Кавказ...

Второй куплет подхватил из другого угла невидимый яростный бас:

На базарном перекрестке

Продавала девка квас...

Первый голос игриво, насмешливо уводил за собой дальше:

Я спросил у ней напиться,

Она, дура, не дала.

Бас, очнувшись, ухнул зычно, как из бочки:

Я спросил у ней...

Но тут гармонь рявкнула и испустила дух.

- Все, - сказал Сенечка. - Дальше пойдет нецензурный мат. При женщинах запрещается.

Он оставил гармонь, поднял кепку, пошевелил сложенными ярлыками:

- Ну, все согласны тянуть? Никто не хочет взять назад деньги?

Молчание.

- Тогда приступим. Значит, двадцать девять номеров пустых, один выигрышный. Подходи по очереди.

Ребята стали подходить и вынимать билеты. Кто разворачивал тут же и бросал, плюясь себе под ноги, кто отходил к порогу и там тихонько матерился. Наконец объявился счастливчик. Он поднял кулак и заржал:

- Га-га-га! Вот она, ласточка... попалась!

- А ну-ка, прошу! - сказал Сенечка, беря билетик. - Сейчас проверим, сейчас... Правильно, роспись моя. Так, ваша фамилия, имя и отчество.

Парень назвался. Сенечка записал его в блокнот и сказал:

- Вас вызовем через неделю по почте, открыткой на заключительный тур. Гармонь разыграете вчетвером, то есть победители четырех кустов. Все, товарищи! - И, обернувшись к избачу: - Попросите публику оставить помещение.

Когда ребята вышли, Мария, еле сдерживаясь, процедила:

- Ты что же делаешь, артист?

- Как это что? То самое, что обязан, и вам рекомендую так же выполнять свою задачу.

- Какую задачу? Балаганить, да? - сорвалась на крик Мария.

- Но, но... Давай потише. Пока ты чай распивала, я зажимщиков хлеба выявлял.

- Каких зажимщиков?

- Тех самых, что излишки не сдают. - Сенечка достал из кармана свернутый вчетверо тетрадный лист, развернул его и подал Акимову: - Это ваши люди? Читайте! Те, которые излишки не сдали.

Акимов пробежал список глазами:

- Они. Кто вам дал этот список?

- Секретарь сельсовета. Да, да, ваш секретарь. С этим списком я и ходил по дворам, вроде бы агитировал в лотерею сыграть на гармонь, а сам глядел, где рожь спрятана.

- Ее, что ж, под порогом прячут, рожь-то? - усмехнулся Акимов.

- А где ее прячут? Ну-ка скажи! В сусеках, что ли?

- Ну, не в сусеках... В бане, на сушилках...

- Ага, еще в чулане, - подсказал ехидно Сенечка.

- Можно и в чулане.

- А вы пойдете с комиссией и враз все отберете... Ждите, так вам и положат. Эх вы, горе-сыщики! - Сенечка покачал головой. - Ноне дураков нет. Уж если прячут, так надежно. Вот я и спрашиваю вас - где?

- В землю зарывают, - сказал избач.

- Чепуха! Это вам не осень и не зима. Сейчас в земле рожь прорастет. Теперь прячут в сухом месте, в подпечнике.

- Чего? - сказала Мария.

- Села баба на чело... Вот, в списке подчеркнуты три фамилии. У них под печкой хранится хлеб.

- Ты что, лазил туда? - спросил Акимов.

- Вот еще! Я гармонист. Пришел - гармонь показал, страданье сыграл. Ну а сам глазом чик! Если есть новые доски на подпечнике или свежие затесы значит, хлеб спрятан там. Будьте уверочки. Сходим!

- Ты не ошибаешься? - спросила Мария.

- А если и ошибаюсь, ну и что? Мы ж приехали дело делать. Вскроем, составим акт...

- Ну что ж, сходим хоть к Орехову Павлу Афанасьевичу, - сказал Акимов. - Он ближе всех живет.

- Как? Идти ломать подпечник? У меня таких полномочий нет, - решительно возразила Мария. - Я не пойду. Свяжитесь с прокурором.

- Может, понятых позвать? - заколебался Акимов.

Мария пожала плечами: