Мужики и бабы

- А мне плевать на эти причины! - повысил голос и Сенечка. - Спелись они... Причины? Вон излишки хлеба государству не сдают, а на базар везут. Здесь тоже причину искать надо, да? Рассусоливать? Нет. Спекуляция, и точка.

- Какая ж тут спекуляция? Разве они везут на базар чужой хлеб? Спекулянт тот, кто перепродает. А кто продает свой хлеб - не спекулянт, а хлебороб.

- Так почему ж он не продает его государству? Дешево платят, да?

- Дешево, Сенечка. Ты слыхал о "ножницах"? Так вот за последние годы цены на промышленные товары, на инвентарь поднялись вдвое, а заготовительные цены на хлеб остались те же... Правда, на базаре они выше. Вот крестьянин и везет туда. Ему ведь бесплатно никто инвентарь не даст.

Сенечка обернулся и долго, пристально глядел на Марию.

- Ты чего, разыгрываешь меня, что ли? - спросил и криво, недоверчиво усмехнулся.

И Мария усмехнулась:

- Что, крыть нечем? А ведь такие слова тебе могут сказать и на сходе, и на активе. Ну, уполномоченный, вынимай свой наган...

- Иди ты к черту! - Сенечка отвернулся и стеганул лошадь.

Дальше до самого Гордеева ехали молча. Лошадь и впрямь оказалась выносливой - всю дорогу трусила без роздыха, и когда подъезжали к селу, на спине и на боках ее под шеей проступили темные полосы, а в пахах пена закурчавилась. Заехали к Кашириной. Лошадь привязали прямо возле веранды, отпустили чересседельник, кинули травы. Из дверей выплыла Настасья Павловна в длинном розовом халате:

- Марусенька! Душечка милая! Какими судьбами? Иди ко мне, касаточка моя...

Мария вбежала на веранду и кинулась в объятия к Настасье Павловне:

- Как вы тут поживаете?

- Слава богу, все хорошо... А ты смотри как изменилась! Похудела... Строже стала. Или костюм тебя старит? Не пойму что-то.

На Марии была серая жакетка и длинная прямая юбка.

- Должность обязывает, Настасья Павловна... - сказала вроде извинительно. - В платье несолидно в командировку ехать.

- Ну, ну... А это кто? Познакомь меня с молодым человеком.

- Секретарь Тихановской ячейки, учитель... Семен Васильевич, представила Зенина Мария.

Сенечка крепко тиснул мягкую руку буржуазному элементу, так что Настасья Павловна скривилась.

- А Варя где? - спросила Мария.

- Спит еще... Вы так рано пожаловали. Дел, что ли, много?

- Да, дела у нас неотложные, - важно сказал Сенечка.

- Проходите в дом. Может, отдохнете с дороги? Я самовар поставлю.

- Извините, мне не до чаев... - сказал Сенечка и, обернувшись к Марии: - Часа через два зайду.

Потом спрыгнул с веранды, надел ящик с гармонью через плечо и ушел.

Чай пили на веранде; посреди стола шумел никелированный самовар, а вокруг него стояли плетенки с красными жамками, с молочными сухарями, с творожными ватрушками, да чаша с сотовым медом, да хрустальная сахарница с блестящими щипцами, да сливочник, да цветастый пузатый чайник. Настасья Павловна розовым пуфом возвышалась над столом, восседая на белой плетеной качалке. На Варе была из синего атласа кофта-японка с широким отвисающим, как мотня, рукавом, ее пухлая белая ручка выныривала из рукава за жамками, как ласка из темной норы, - схватит и снова спрячется.

А над верандой цвела вековая липа, ее тяжелые в темных медовых накрапах резные листья свисали над перилами, касаясь плеч Настасьи Павловны, их влажный тихий шорох сплетался с гудением пчел в монотонную покойную мелодию.

От близкой реки тянуло свежестью, горьковато-робко веяло от скошенной травы, и распирало грудь от душного пряного запаха меда.

- Ну, как тебе на новом месте? - поминутно спрашивала Настасья Павловна Марию. - Как в начальстве живется?

- Я ж вам сказала - никакая я не начальница, - отговаривалась Мария. Я простой исполнитель, понимаете?

- Как то есть исполнитель? Судебный? Или вроде дежурного по классу, что ли? - улыбалась Настасья Павловна.

- Вот именно... каждый день отчитываюсь - кто чем занимался, а кто где набезобразил...

- И с доски стираешь, - смеялась Варя, обнажая ровные белые зубки.

- За всеми не успеешь... Район большой, - в тон ей сказала Мария.

- А сюда с каким заданием? - спросила Настасья Павловна.

- Излишки хлебные не сдают... Поэтому вот и прислали.

- Господи, какие у нас излишки? Гордеево не Тиханово, не Желудевка. Там места хлебные.

- Там-то сдали. План давно выполнили.

- Не понимаю, какой может быть план, когда речь идет об излишках? Настасья Павловна от недоумения даже пенсне сняла.

- На излишки тоже спускают план, - сказала Мария.

- Ну, деточка моя, что ты говоришь? Излишки - значит лишнее. Был у человека хлеб. Он рассчитывал съесть столько-то. Не съел. Осталось лишнее. Как же на это лишнее можно сверху дать план?

- Ой, Настасья Павловна, тут мы с вами не сговоримся. Поймите, государству понадобился хлеб, оно дает задание областям, округам, районам - изыскать этот хлеб. То есть определить излишки, ну и попросить, чтобы их сдали.

- А их не сдают! - Варя опять засмеялась.

- Вот вы и узнайте - почему не сдают, - сказала Настасья Павловна. Потом сообщите туда, наверх, не сдают, мол, по такой-то причине. Измените закупочные цены - и все сами повезут эти излишки без понужения. Ведь как все просто.