Мужики и бабы

- Что, очнулась? Черти, поди, приснились. За подол хватали?

Кто-то рассыпал реденький козлиный смешок.

Кречев ахнул ладонью об стол так, что Левка вскинул голову.

- Вы что, издевательство пускаете с чуждой позиции? Или хотите подорвать идею индустриализации? Не позволим! - Кречев замотал указательным пальцем. Все притихли. - Заявите здесь членораздельно будете подписываться или нет? Под протокол. Понятно?

Наступила минута тягостного молчания, как на могиле. Бандей шумно подымал и опускал мощную грудь, раздувая ноздри.

- Ну? - спросил наконец Кречев.

- Буду.

- Когда? Запиши сроки! - кинул Левке.

- После базара... В понедельник.

- Так и запишем. Садись! Прокоп Алдонин!

Прокоп поднялся прямой и строгий, как апостол.

- Как вы поясните нам свое личное увиливание?

- Какое увиливание? Я вам не должен. Налоги уплатил сполна, квитанции имеются.

- Значит, подписка на заем вас не касается?

- Это дело добровольное.

- Значит, народ подобру подписывается, а вы не хотите?

- У каждого свое понятие.

- Вот вы и поясните нам свое понятие: отвергаете народный заем или нет? Отвечайте под запись!

Прокоп с удивлением поглядел на Левку, Левка на Прокопа.

- У меня таких замыслов нету, чтоб отвергать всенародный заем, - Прокоп пошел на попятную.

- Ты не юляй! - крикнул Якуша. - Скажи, на сколько подписываешься?

- А ты что? На базар пришел ладиться? - огрызнулся Прокоп.

- Не-е! Это ты нам базар устраиваешь, - сказал Кречев. - Развел канитель на целых полгода. Говори, на сколько подписываешься?

- Э, э, как ее, как она, он еще с Матреной не посоветовался, - крикнул Барабошка.

Кто-то сдержанно тыкнул.

- Развлечения и подсказки отменяются, - железным голосом изрек Кречев и опять Прокопу: - Ну? Мы ждем.

- На десять рублей, - выдавил нехотя наконец Прокоп.

- Ты что, нищий, что ли? - крикнул Якуша. - Это Ваня Чекмарь да Ванька Вожак на десятку подписались.

- Больше не могу, - Прокоп аж вспотел.

- Хорошо. Решим сходом, какую сумму внести Прокопу Алдонину, - сказал Кречев.

И сразу ожило все, полетело со всех сторон:

- Под хрип ему... под хрип выложить... Пусть почешется!

- Не то мы все дураки, а он умна-ай...

- Дык ен, мил моя барыня, многосемейнай!.. Снисхождение детишкам окажите...

- У него дети, а у нас поросята?

- Дать под хрип!

- Верна... Топчи его, чтоб татаре боялись...

- Но-но! С чьего голоса поешь?

- Я не канарейка, ухабот сопливый!

- А в рыло не хошь?

- Хватит вам! Кому там выйти захотелось, ну? - Кречев тянул подбородок, подымаясь над столом.

Стихли. Кречев обернулся к Прокопу:

- На сколько подписываешься? Последний раз спрашиваю.

- На тридцать рублей. - Прокоп тут же и очи потупил.

- Хрен с ним... Пиши! И срок ему проставь - завтра чтоб выесть. Учти, скаред Христов, если завтра не купишь облигации, запишем в двойном размере и на голосование поставим.

Прокоп сел.

- Теперь на разное. Поступило два вопроса: во-первых, несмотря на неоднократные предупреждения, Дарья Соломатина продолжает держать шинок; и во-вторых, жалоба Матвея Назаркина на сына Андрея Егоровича Четунова. Какие соображения будут?

- Обсудить.

- Ясно. Дарья Соломатина здесь?

- Нету...

- У нас за всех баб одна Тараканиха сразу рассчитается.

- Попрошу без выпадов на личное оскорбление. Кто хочет выступить?

- А чего тут выступать? Все и так знают - Козявка шинок держит.

- Записать в протокол... То исть осудить.

- Правильно. Предупреждение по всем законам.

- Рассыльному отнесть... Под расписку ей вручить.

- Ладно... Пиши! Теперь насчет жалобы. Зачесть, или Назаркин сам скажет? Назаркин?

- Ен самый. - Из разлива голов вынырнул, словно из воды, невысокий мужичок с рыжими бровями и, беспокойно бегая глазами, затараторил:

- Значит, позиция моя вот какая - за моей девкой бегает парень Андрей Егоровича, этот самый... Соколик. Я его предупреждал насчет последствий. Это говорю, не игрушки! Потому заставал их во всех местах. И девку порол. Никакого толку. Бегает, и шабаш. Андрей Егорыч мер не принимает. Чего ж мне остается делать? Ждать приплоду? А куда я с ним тады денусь? Этого Соколика не оженишь, потому как сопляк. Вот я и предлагаю - оштрафовать его для острастки других, то есть отца. Чтоб другим было неповадно. Назаркин сел.

- Ясно. Какие будут еще предложения?

- Извиняюсь, я тоже сказать хочу, - поднялся Андрей Егорович, борода лисья с красным отливом, взгляд небесно-голубой в потолок: - К примеру, Васька Полкан... То ись Василий Сморчков, извиняюсь, держит мирского быка. Этот самый бык ходит по дворам. Бывает, и приплод от него появляется. Дак ведь мы не берем штрафа с Полкана! Наоборот, мы еще ему приплачиваем. Может, за моего сына и мне чего приплатить надо?

Весь трактир от раскрытых дверей до стола президиума загрохотал, замотал головами, заохал:

- Хо-хо-хо-хо!

- Гы-гы-гы-гы-ык... Дьявол тебя возьми-то.

- Ах-ха-ха-ха!.. Ах!.. Ах!.. А-пчхи, чхи!

- О-о! О-о! О-о! Ох, держите... Уморил Соколик, уморил...

- Ну, хватит, хватит!

- Ох! Ох! Ох-хо-хо-хо! А-а-апчхи!

- Хватит!.. - трясет звонком над головой Кречев. - Хватит!

Но слабый, дребезжащий звонок меди глохнет все в новых безудержных взрывах хохота.

10