Мужики и бабы

- А что? - сказала Варя возбужденно. - А ведь, ей же богу, неплохо придумано. Решили на бюро... Все свои люди. По крайней мере, откровение будет полное.

Теперь и Марии эта затея стала казаться не такой уж нелепой. Она вспомнила вчерашнюю чистку в Веретье, хамскую Сенечкину демагогию, растерянного председателя колхоза, пристыженных колхозниц в красных сарафанах и подумала: здесь, по крайней мере, если кто и струсит, то узнают только свои. На людях краснеть не придется. Два-три учителя что и увидят - не в счет.

Через несколько минут вернулись в комнату все преображенные до неузнаваемости, все будто выросли на вершок, подтянулись, поздоровели и одновременно вроде старше стали.

- Ой, Костя, какой ты красивый! - ахнула Варя. - Прямо настоящий артист.

- А я? - спросил Бабосов.

- У тебя ворот, как хомут, - ответила Варя. - А ты, Дмитрий Иванович, просто фраер.

- Настоящая контра с бородой и вообще патентованный эксплуататор, засмеялась Мария.

- Но, но! Полегче на поворотах!

- Ребята, это что ж выходит? Я главный организатор, и в чине всего лишь штабс-капитана? Не выйдет. Дайте мне подполковничьи погоны! - Бабосов потянулся к подоконнику за погонами с большой звездой.

- Сними с них звезды - будешь полковником, - усмехнулся Успенский.

- А мне, пожалуй, усы наклеить надо. Ведь меня все знают, - сказал Костя.

- Вон возьми в коробке, - указал на койку Бабосов. - Хоть бороду наклей.

- Перестань! - остановил его Успенский. - А то тебя в усах не узнают? Ты будешь завербованным белой разведкой, понял?

- Правильно! - подхватил Бабосов и отстегнул у активистов офицерские погоны: - Вы тоже завербованные. Но вам еще рано офицерские погоны, вот вам солдатские, - сунул из коробки им зеленые погоны.

- Погоди, а это что за кожанка? - спросил Костя, поднимая с койки кожаную куртку.

- Комиссарши, - ответил Бабосов. - Кажется, Любки Яровой.

- Дай сюда! - схватил ее Успенский и к столу: - Маша, ну-ка встань!

Мария встала, тот натянул на нее кожанку, застегнул на все пуговицы. Она оказалась впору.

- Мать честная! Дак ведь это ж Маруся-атаманша! - ахнул Бабосов. - Айда с нами!

- А я? - надула губки Варя. - Одна я здесь не останусь...

- Ладно, пойдешь с нами и ты, - согласился Бабосов. - Будешь держаться поодаль, случайного прохожего изображать.

Зажгли два фонаря "Летучая мышь". Проверили "оружие". Настоящий наган был только один, у Кости Герасимова, остальные бутафорские. Разбились на две партии: Бабосов с двумя активистами и с Варей пошли на заречную сторону.

- Смотрите, не заберите там членов бюро! - предупредил Костя активистов. - Они знают о нашей затее. Всю игру испортите.

- Ладно, командовать буду я, - сказал Бабосов.

- Значит, взять там четырех человек, привести сюда, запереть в кладовую, - повторил задание Костя. - Знаете, где они живут?

- Знаем, - сказали активисты.

- Ну, пошли... - Бабосов запел: - Из Франции два гренадера...

- Тише ты ори, гренадер! - одернул его Костя.

- А может, у меня прилив энтузиазма?

- Вот барбос!..

На улице, посвечивая во тьме фонарями "летучая мышь", разошлись в разные стороны: Бабосов со своей группой нырнул с берега вниз, к реке, а Герасимов, Успенский и Мария прошли вдоль деревенского порядка по направлению к больнице.

- Начнем с того конца, - сказал Костя, - чтобы не таскать с собой лишних людей.

Первый, к кому они зашли, был сельский уполномоченный по заготовкам Федот Бузаев, по прозвищу "Килограмм".

- Кто там? - отозвалась на стук из сеней хозяйка.

- Васюта, открывай! Герасимов.

- Что вас черти по ночам носят? - заворчала хозяйка. - Вот баламуты, прости господи. А то за день не успеете наговориться.

Она первой вошла в избу, не подозревая ничего дурного; за ней гуськом конвойные. На пороге Герасимов споткнулся:

- Что у вас за порог? Прямо какой-то лошадиный барьер, - сказал недовольно.

- Вота, заметил родимый... А то ты не переступал его ни разу, да? отозвалась хозяйка. - Пить надо поменьше. Залил глаза-то. Вот тебе и барьер.

- Но-но, поосторожней выражайся!

Герасимов, пригибая голову, - над порогом были полати - посветил на кровать, где из-под лоскутного одеяла высовывалась косматая голова Килограмма.

- Федот, вставай! - сказал Костя. - Собирайся!

- Чего? - Федот разинул пасть и звучно зевнул.

- С репой поехали. Говорят, собирайся! Кончилась Советская власть. Переворот. Ну?

- А! - Федот тревожно вскочил, скинув с груди одеяло, и захлопал глазами: - Какой переворот, товарищ Герасимов?

- Я тебе не товарищ, а господин. Офицеры пришли, отряд Мамонтова. Видишь, полковник! - указал на Успенского.

- Вижу, вижу, - согласно замотал головой Федот. - Я сейчас, сейчас... А ты, значит, этим самым, международным агентом был?

- Давай пошевеливайся! Не то я тебе покажу агента кулаком по сопатке.

- Сей минут, - заторопился Федот.

- Куда ж ты его от малых детей? - всхлипнула хозяйка.

- Не хнычь, - сказал Герасимов. - Никуда он не денется. Проверят его и отпустят.

- Насчет какой проверки то есть? - настороженно застыл Федот, прикрываясь штанами.

- Ты уполномоченный? - спросил Герасимов.

- Ну!

- Излишки выколачивал? А небось свой-то хлеб припрятал.