- А тогда зачем было меня посылать? Вызывайте сюда Акимова и прикажите ему - столько-то хозяйств выделить на индивидуальное обложение.
Тяпин покривился:
- Ты чего, смеешься, что ли? Вся налоговая политика так построена, что она представляет широчайшие права местным органам, то есть деревенскому активу, бедноте, сельсовету. А если райком начнет устанавливать налоги, это будет извращением. За такое дело нам по шее надают.
- Ну, вот и договорились. Я, как представитель райкома, утверждаю, что гордеевский актив поступил правильно.
- А то тебя за этим посылали, - проворчал Тяпин. - Что там с излишками? Зенин говорит, что он нашел излишки, но якобы вы с Акимовым отказались составлять акт.
- Я работник райкома, а не агент уголовного розыска, - сказала Мария с вызовом. - Я не стану лазить ни в подполы, ни в подпечники и выгребать оттуда хлеб.
- Это, Маша, называется чистоплюйством. Извини, но тут я тебя не понимаю.
- А ты сам полез бы в подпол?
- Если прикажут...
- Кто прикажет? Зенин?
- При чем тут Зенин?
- При том. Эти оборотистые Сенечки, как шишиги, снуют у нас за спиной и подталкивают нас к обрыву. Сунься туда в подпечник. А если что случится, кто будет отвечать? Зенин? Нет, в ответе будет руководитель райкома, а Сенечка за нашей спиной руки умоет.
Тяпин забарабанил по столу пальцами:
- Н-да... Между прочим, он на тебя докладную подал. Пишет, что работала там на стихию, что прикрывала от критики растратчика колхозного хлеба.
- На клевету этого типа готова ответить в любом месте.
- Придется на бюро разбирать. - Тяпин потер лоб и спросил без видимой связи: - Как там Андрей Иванович поживает?
- В субботу луга собирались делить. Я еще и дома-то не была.
- Кобыла не нашлась?
- Пока нет.
Тяпин состоял в родственной связи с Бородиными; брат Андрея Ивановича, Максим, был женат на тетке Тяпина, на Митревне, по-уличному прозванной Сметаной. Отец Тяпина погиб в мировую войну, а вырастил Митрофана Максим Иванович. Он увез его на Волгу, отдал в школу юнг с механическим уклоном, а потом взял к себе на пароход "Гоголь", где работал боцманом. На этом пароходе начинал свой трудовой путь с кочегара и Митрофан Тяпин. В зимний отпуск двадцать седьмого года Тяпин был избран в Желудевский волостной комитет как представитель рабочего класса, то есть выдвиженец. С той поры и потянулась его руководящая линия. Ему в значительной мере обязана была Мария своим переводом в райком.
- Ну что ж, Маша, ступай домой, отдыхай... - отпустил ее наконец Тяпин. - Прямо скажу, огорчила ты меня на этот раз.
- У меня иного выхода не было.
- Разберемся.
Прежде чем идти домой, Мария решила заглянуть на работу к Зинке и рассказать ей о Сенечке. Зинка работала в коопторге продавцом. Время близилось к обеду. Когда Мария подошла к магазину, зеленая, окованная жестью дверь закрылась перед ее носом. Она заглянула в зарешеченное окно. В магазине еще толпились несколько человек, Зинка стояла за прилавком. Пока Мария заглядывала в окно, дверь отворилась, вышло три женщины, и снова невидимая рука закрыла дверь перед носом Марии.
- В чем дело? - крикнула она в притвор. - Пустите меня. Слышите? Мне нужен продавец.
- Закрыто на обед, - ответил из-за двери голос Сенечки.
- Мерзавец!
- Поосторожней выражайтесь.
Мария решила войти в магазин со двора, в складскую дверь. Но и эта дверь была заперта. Она долго и настойчиво стучала в нее кулаком. Наконец изнутри спросил спокойный и насмешливый голос Сенечки:
- Кого надо?
- Негодяй!
Мария бегом обогнула здание и вновь заглянула в окно. Зинка все еще стояла за прилавком, но народу уже не было. Мария сильно застучала в переплет. Зинка увидела ее, сделала удивленное лицо и побежала к выходной двери. Наконец-то массивная дверь со скрежетом распахнулась перед Марией. Она вошла с бледным от злости лицом и, оттолкнув рукой Зинку, с порога кинулась к Сенечке. Он стоял руки за спину и как ни в чем не бывало поглядывал в окно.
- Жалкий трус и доносчик! Я тебя презираю, как недостойного интригана, - крикнула, почти задыхаясь от ярости.
- Что случилось, Маша? В чем дело? - испуганно спросила Зинка.
- Ты не меня спрашивай. Ты вон кого спроси!.. Жениха своего.
Сенечка по-прежнему поглядывал в окно, кривя в насмешке свои тонкие бесцветные губы.
- Семен, что произошло?
- Старшая сестра гневается, что я не служу ей на задних лапах, а имею собственное мнение.
- Мнение, которое подшивают в дело, не собственное, а подложное.
- Моя комсомольская совесть...
- Велит тебе писать доносы? - перебила его Мария.
- Да что с вами, в конце концов? Может, поясните? - теряя терпение, крикнула Зинка.
- Выставь его за дверь! Мне надо поговорить с тобой, - сказала Мария.
- Маша! - Зинка умоляюще смотрела на нее, беспомощно опустив руки.
- Не трудитесь понапрасну, Мария Васильевна, - сказал Сенечка. - Я отсюда никуда без Зины не пойду.
- Не рано ли распоряжаешься ею? А ты чего молчишь, язык отнялся? набросилась Мария на Зинку. - А может быть, ты с ним заодно? Спелись! Пойдешь с ним по амбарам шарить?
У Зинки задрожали губы, и редкие, как горошины, слезы покатились по щекам.