Мужики и бабы

Маркел скрылся в шалаше и долго не появлялся, гремя сундучком. Потом раздался оттуда протяжный, затейливый мат, и все те же злополучные ложки с деревянной чашкой дугой полетели с высокого берега в реку. За ними загремел, подпрыгивая на глинистых уступах, и сундучок. Потом полетели подушки, одеяло с ватолой... Наконец вылез из шалаша сам Маркел, пыхтя и матерясь, мрачнее тучи надвигался на Панку. Она попятилась от костра, озираясь по сторонам, выбирая - в каком направлении сигануть.

- Иде же твоя соль, а? - рявкнул Маркел.

- Тять, я забыла... Она... она... в застрехе.

- Ах в застрехе? Ну дак я тебя сейчас самою в застреху засуну.

Он бросился бежать за Панкой, но зацепил лаптем за хворостину, упал и свалил котел с варевом. Встал на четвереньки, замотал головой и завыл от ярости и досады. Каша растекалась по отаве, а кусок мяса дымился в золе.

- Гады, сволочи! - вставая, заорал на весь шестак, на всех, кто гоготал у своих костров. - Нате, жрите! - Он схватил мясо и запустил его в реку. Потом, пыхтя как паровоз, мрачно курил на скамеечке, глядя себе под ноги. Вдруг решительно встал, снял косу с тальникового куста, подвязал брусок к левой ноге и пошел на свой пай. Проходя мимо мерина, ударил его лаптем в брюхо. Тот поднял голову и с печальным недоумением долго смотрел вслед своему хозяину.

Мужики поймали в реке ложки с чашкой, собрали подушки, одеяло, сундучок - все сложили в кучу возле шалаша Маркела. Потом пришла из кустов Панка. Ее пригласили Бородины обедать.

Она была стриженая, с большой круглой головой и с оттопыренными ушами. Ела она торопливо и жадно. Сережа с удивлением глядел на то, как у нее шевелятся уши, и вспомнил частую ругань Маркела на Панку и тетю Фросю: "Работать у вас волос не шелохнется, а как жрать - так вся голова трясется".

Ему было очень жаль Панку, и он подумал, что когда вырастет большим, то ни за что не станет ругаться на своих детей.

К обедающим Бородиным подошел Якуша Ротастенький:

- Хлеб-соль, Андрей Иваныч!

- Едим, да свой, а ты так постой, - бойко отчеканил Федька.

- Ты у кого это выучился, у Маркела, что ли? - сердито одернул его отец.

- А это у него зубы прорезаются, - усмехнулся Якуша, присаживаясь на разостланный брезент.

- Давай, работай! - Андрей Иванович подал ему ложку и пододвинул чашку с мясным супом.

- Да я уж отстрелялся, - сказал Якуша, но ложку взял. - У вас вроде баранина?

- Свежая, не успела просолеть.

- А у меня еще прошлогодняя говядина. Так, веришь, ажно проржавела, зараза. Переламывается, как прелый ботинок. - Якушка обтер ложку и начал хлебать со всеми.

- Так что будем делать с улишками? - спросил он, когда выхлебали суп и накладывали кашу.

- Я свое мнение высказал. Как мужики? - отозвался Андрей Иванович.

- А кто мужики? Моя беднота вся за то, чтобы улишки продать. Есть которые и против - Алдонин да Барабошка с Тарантасом.

- А Бандей?

- Тому не токмо что улишки, тот паи пропьет. Алдонина уломать надо.

- Прокопу все мало, - сказал Андрей Иванович, подливая топленое масло в дымящуюся раскидистую кашу. - Конечно, лучше улишки продать. Делить их трудно... день провозишься, а времени нет.

- А я что говорю! - подхватил Якуша с радостью. - Не угодишь какому-нибудь Маркелу, - покосился на Панку, - косой порежет.

- Покупатели здесь?

- Ну! Гордеевские ждут. А там климуши на очереди. Можно и поладиться.

- Зачем же? Если гордеевские ждут, им отдать. У них лугов мало.

- Мы эта... договорились с ними, - Якуша запнулся. - Они ведро водки ставят. Вечером и привезут. А я уж все сообразил - бредешок наладил, рыбки, значит, вечерком зацепим и посидим.

- Тебе бы только посидеть, - проворчал Андрей Иванович.

- Все ж таки луговая кампания! Отметить надо.

- А не жирно будет - улишки за ведро водки?

- Дак они еще обоз выделят, сено за нас перевезут с заготпункта на Ватажку. Расписку с них возьмем.

- Ну, тогда дело.

- Вот и правильно! Правильно!! - Якуша даже привскочил от радости.

- Куда ж ты? А кашу?

- Нет, я в самом деле сыт. Побегу к мужикам. Провернем это дело. Пошлем кого-нибудь за гордеевскими. - Якуша помотал вдоль шестака, только лапти засверкали.

- Ну, Федька, ешь быстрее, да пойдем. Не то проваландаешься здесь, нагрянут гордеевские - и вся нонешняя работа пойдет кобыле под хвост, сказал Андрей Иванович.

- Папань, а что такое улишки? - спросил Сережа.

- Улишки, сынок, это остатки от паев. Когда паи делили, остались обрезы - возле болот, вокруг кустарников, в ложках. Одним словом, всякие неудобные сенокосы... Вот их и называют улишками.

- Ну как же можно обменять сенокос на водку?

- Хо-хо! - усмехнулся Андрей Иванович. - Вот вырастешь большим и узнаешь, как это делается.