Мужики и бабы

Андрей Иванович уклончиво нагнулся, вынул из липового туеска, притороченного к левой ноге, смолянку [длинная дощечка, с нанесенной с обеих сторон точильной смесью, для заточки кос], так, нехотя, скорее для порядка, провел ею несколько раз по источенному жалу косы... Коса-то была отбита и наточена что надо. Просто Андрей Иванович медлил - не хотелось ему сразу отвечать... Любо ему слышать было Федькины слова: "Пусти передом!" Любо. Дождался наконец помощника... Парень хоть и растет сорвиголова, но в работе молодец. И плечи надежные, и грудь колоколом, стукни - зазвенит. А пускать передом рано. Запалишь в работе, сорвешь, как необъезженного третьяка.

И Андрей Иванович, поставив косу на окосье, затачивая носок, сказал, глядя поверху:

- Не лезь, Федор, в пекло поперед батьки. Обожди, находишься еще и передом.

Косить было легко и сподручно, и ладилось, как всякое дело на свежие силы; ветер дул сильно и ровно к озеру, трава металась, никла по ходу, выгибая стебли, откидываясь для свободного хода косы. "Возь-зьму! Возь-зьму! Возь-зьму!" - чудился Андрею Ивановичу жадный выкрик в каждом взмахе, в каждом скольжении косы; то зароется по самый черный ободок в дрогнувшую сочную зелень, то вынырнет из прокоса, прочертит мимолетную сверкающую дугу и снова в податливую и зыбкую травяную стихию: "Возь-зьму! Возь-зьму! Возь-зьму!" И нет больше ни рощи, ни озера, ни неба над головой - все улетучилось, растворилось в этой податливой многоцветной путанице травы, в этом торопливом, азартном полете и визжании косы.

Весь первый прокос до самого озера Андрей Иванович прошел без единой заточки, без роздыха, и как бы опомнившись, с удивлением заметил в двух шагах за собой Федора. "Неужели не отстал? Ай да парень! Вот это смолит..." Первый радостный порыв сменился горьким упреком и досадой на собственное легкомыслие: Федор тяжело дышал, лицом был красен, как из бани, пот капал с бровей и с кончика носа, синяя рубаха на спине и груди потемнела... "Экий я мерин норовистый, - подумал Андрей Иванович. Закусил удила и попер... Чуть парня не угробил, а еще передом не хотел пускать! Экий мерин бесчувственный, право слово..." Но вслух похвалил:

- Что ты делаешь, Федор? Ты меня прямо запалил. Чуть пятки не порезал.

Федор откинул косу и, вытирая ладонью пот со лба, самодовольно, во всю физиономию заулыбался, а у самого грудь ходенем ходила.

- Уж нет, Федор... Ты как хочешь. А я так не могу. Знаешь: тише едешь дальше будешь. Верное дело, говорю.

- Как хочешь, - милостиво согласился Федор. - Давай потише.

Андрей Иванович удивился еще, заметив на соседнем паю Тарантаса. Когда тот пришел? Когда успел размахаться? Вот как прет. Того и гляди, их нагонит. Этот Тарантас был, пожалуй, лучшим косцом на все Тиханово. На спор за день, правда, от зари до зари, десятину выкашивал... Невысокий, но широченный, как спиленный кряж, ноги кривые, ручищи до колен - не знал в работе он ни угомона, ни устали. Пойдет косить, - машет и машет, что твоя ветряная мельница. Пока ветер дует, и я, говорит, верчусь. А возраст серьезный - за шестьдесят перевалило. Но в бороде - ни седины, волосня еще густая да нечесаная, что ни один гребень не возьмет.

- Егор Терентьевич, бог на помочь! - крикнул Андрей Иванович.

- Спасибо, мил моя барыня. Тебя вроде бы огольцы наши ищут - Якуша с кумпанией. Им выпить хочется, а не на что. Подсоби им улишки продать. Ты, говорят, щедрый на общественное добро. Сбегай, мил моя барыня.

- Ноги жалко. Кабы ты меня на тарантасе прокатил, - отбрехивался Андрей Иванович.

- Ага. Садись на свой и гоняй пешой. Дешевле обойдется, - гоготал Тарантас.

На втором прокосе он нагнал Андрея Ивановича и стал уходить вперед. Бородин было загорелся, пошел на равных, но, вспомнив о Федоре, поутих... "Вот тебе и старик, - думал Андрей Иванович. - К такому деду попадешься в руки - натерпишься муки. И коса у него хорошая. Не коса, а змея! С тремя лебедями, да еще с загогулиной наподобие хомута - знаменитая отметина австрийской марки". И у Андрея Ивановича коса была добрая - осташковская литовка с тремя ершами. Зиновий из Твери привез ее. Да шурин Матвей подпортил: взял покосить и пятку ей порвал. Правда, Лепило запаял ее медью, да все не как целая. С отбивки еще держится, а на третьем, на четвертом прокосе начинает садиться, приходится чаще затачивать.

- Андрей Иванович, цепляйся мне за портки! Сулой [вдвоем на одном седле] поедем, мил моя барышня! - крикнул Тарантас.

- У меня свой напарник.

- Энтот стриган? - кивнул Тарантас на Федора. - Ен только в ногах путается. Пусти его травку пощипать. А мы вдвоем боле накосим.

- Ах ты, Тарантас кривоногий! - выругался Федька. - Ну, обожди. Ужо ты у меня покосишь!

Андрей Иванович пропустил мимо ушей эту Федькину угрозу и потом очень пожалел.

Вечером, не успел еще толком остыть Федор от косьбы, как подлетел к их шалашу Чувал, выкатил белки:

- Ты чего ж, ай передумал? Бредень готов, ребята в сборе...

Федор рубил сушняк, Сережка подкладывал полешки в костер под высоко вздернутый чайник и котел. Андрей Иванович сидел поодаль на скамеечке, отбивал косу.