Мужская школа

Одним из самых замечательных оказался охотничий магазин. Карточки уже давно отменили, но в этом свободно продавались только рыболовные снасти да всяческая чепуха, а вот самое любопытное — порох, дробь или готовые патроны и, уж конечно, ружья — только по охотничьим билетам, получить который можно было только после шестнадцати лет.

Новое сближение моё с отцом произошло именно благодаря ружью.

Вообще холодок и отчуждение между нами тяготили обоих, и хотя порядочно времени пробежало с тех пор, близости не получалось. Мы, конечно, говорили о том о сём, но разговоры эти носили, если можно так выразиться, бытовой характер: тебя спрашивают, ты отвечаешь, ты спрашиваешь, тебе отвечают. Свою коварную роль, не задумываясь о том, играл, конечно, брательник родители хлопотали вокруг него, вращались, как планеты возле светила, а я, как комета, вырвавшаяся из сферы их притяжения, носился хоть поблизости, но всё же вполне вдали, и, похоже, отдного меня теперь зависело, приблизиться к дому ли окончательно отлететь от него.

И всё же я родителей, конечно, беспокоил, они роде чувствовали некоторую неполноценность своих отношений со мной, видели, как я отдаляюсь, занятый своими делами, поэтому, когда я спросил отца ро его двустволку, он даже, как мне показалось, обрадовался, не споря, открыл платяной шкаф и достал з-за бельишка чехол с разобранным ружьём. Мы вышли на верандочку, батя вытащил содержимое и стал, не торопясь, обучать меня, как соединить стволы с прикладом, а потом прищёлкнуть к им ложе, объяснил про калибр, номера дроби и пороха. С его помощью я зарядил от самого начала, то есть от капсюля, латунный патрон взвешивал научных весиках пороховой заряд, загонял и уплотнял пыжи, словом, прошёл срочный ликбез молодого охотника. Странное дело, я обнаружил в отце много неизвестных достоинств. Почему-то мы с ним никогда не говорили раньше об этом а ведь он знал немало такого, о чём я и представления не имел. Да и я оказался вдруг учеником, который любую деталь схватывает на лету: наверное, это первый признак, что предмет, о котором идёт речь, не просто нужен, а очень любопытен.

Где бы я узнал, что даже по уткам надо стрелять разной дробью: та, что возьмет чирка, слаба для кряквы, а на гуся так вообще надо ходить с картечью. Или что порох бывает дымный и бездымный. А ружья курковые, как у отца, и бескурковые: там не курок взводить надо, а снимать ружьё с предохранителя, потому что взводится такое ружьё как бы автоматически, когда его заряжают. А что ружья бывают разнокалиберными? Один ствол, скажем, двенадцатого побольше — калибра, а другой — шестнадцатого, на разную дичь. Что ружья даже трехствольными бывают их, правда, за границей делают, один, верхний ствол, как у тозовки, для мелкокалиберной пули с нарезным стволом, а два других гладкоствольные?

— Целая премудрость! — удивлялся я.

А отец отвечал очень серьёзно:

Ружьё — это пустяк! Главное же на охоте — со бака. Вот где наука: как её натаскать на разную дичь, как приучить к стойке, какая порода что умеет.

В старинной жестяной коробке из-под пороха, где были нарисованы камыши, собака и охотник, отец сыскал довоенный ещё охотничий билет, обдул его от пыли и обещал мне в ближайшие же дни посетить охотничье общество и уплатить взносы — за прошлое и будущее, чтобы, как только объявят осенний сезон, отправиться со мной на охоту. То ли и сам он разбудил какие-то дорогие себе воспоминания, то ли мой покорный интерес укрепил в нем отцовское желание научить сына мужскому делу, но взносы он уплатил на следующий же день, а с получки мы отправились с ним в охотничий магазин, чтобы закупить пыжей, пороху, дроби, капсюлей старые запасы кончились — и даже пяток жаканов — пуль для медведя, мало ли, вдруг произойдёт неожиданная встреча? Ещё прикупил пару коробок готовых патронов, они сделаны из картона только заряжай.

За несколько вечеров мы снарядили полсотни зарядов, наполнили весь патронташ, да ещё припас получался. Отец говорил мне с каким-то таким особым удовольствием, что и патронташ, и ягдташ — сумка для дичи, и все эти инструменты для зарядки патронов, и даже самое ружьё вместе с чехлом не его, а моего дедушки, значит, отца моего отца, который был заядлый охотник и, бывало, приносил целый ворох уток, всего и удалившись-то от города на ка кой-нибудь километр.

Переправимся мы с ним, бывало, через реку, — с восторгом рассказывал отец, — он оглядится, пройдёт вдоль просеки туда-сюда, выберет место каким-то чутьём, начнёт смеркаться, и он бах-бах полный ягдташ вальдшнепов набьёт! Собаки поднимать не успевают.

Оказывается, у деда в разное время бывало до четырех охотничьих собак и никогда не меньше двух.

— Где же они жили? — смеялся я.

В сенцах, отвечал отец. Или прямо дома, возле порога, это когда зима, ну а летом им крыша не нужна.

— А ты как же стрелял? — спрашивал я.

А никак! Я же мальчишка был. Смотрел на отца. Вместе с собаками дичь собирал. Уж потом научился.

— Значит, можно на охоту ходить без ружья? смеялся я.

Так вот ты и пойдёшь! — отвечал отец.

— А пальнуть дашь?