Мужская сила. Рассказы американских писателей

— Погодите-ка, — сказала она. — Сколько вы возьмете с меня за хлеб? Пакет порван. Отдайте мне его за десять центов.

Шерли обернулась к Гриншпану.

— Вон! — сказал он. — Пошла вон, гадина! Чтоб ноги твоей тут не было. Воровка! — завопил он. — Воровка!

Тут же прибежал Фрэнк:

— Что такое, Джейк? Что случилось?

— Вот она… Вот эта! Пройдоха! Она сама разорвала пакет, я все видел.

Женщина с вызовом вскинула голову.

— Я не намерена вас выслушивать, — сказала она. — Я вам этого так не спущу. Вы сумасшедший! Я не позволю себя оскорблять.

— Убирайтесь вон, — орал Гриншпан, — пока я вас за решетку не отправил.

Женщина отступила на шаг, а когда он ринулся на нее, развернулась и бросилась прочь из магазина.

— Джейк… — Фрэнк положил Гриншпану на плечо руку. — Она много всего набрала. И хотела выгадать несколько центов. Что ты тут устроил? Давай я догоню ее и извинюсь.

— Вот что, — сказал Гриншпан, — если она еще раз здесь появится, тут же сообщайте мне. Мне плевать, как это выглядит со стороны. Я желаю знать, когда она придет. Она мне заплатит за этот хлеб.

— Джейк! — сказал Фрэнк.

— Я это серьезно, — сказал Гриншпан.

— Джейк, это какие-то десять центов.

— Мои десять центов. Хватит об этом. Мне надо в шуль.

Он махнул рукой и вышел на улицу. Солнце уже садилось. Он заторопился. Нужно было успеть до захода.

Ночью Гриншпану впервые приснился этот сон.

Он был в синагоге, пришел молиться о сыне. Вокруг него были старики — весь миньян — с бледными морщинистыми лицами. Он знал их с юности. Они уже тогда были старыми. Один старик стоял у окна и наблюдал за солнцем. Все должно было начаться по его сигналу. Всегда где-то есть место, где витают молитвы, подумал он, место, где солнце только что взошло или зашло, и он надеялся, что всегда есть миньян, который следит за ходом солнца, и молитвы несутся вслед ослепительной Господней птице, возносятся ввысь на рассвете или в сумерках — всегда и везде. Он знал, что старики никогда не покидают шуль. И это не дает им умереть. Они даже не едят, но в комнате держится кисловатый запах мочи. Правильно, подумал Гриншпан, будьте в шуле. Так надо. Подлецов обходите стороной. Их забота — только Господь. Забота та еще, подумал Гриншпан. Старик у окна дал сигнал — они начали молиться за сына Гриншпана, их дребезжащим голосам с трудом давался замысловатый напев молитв. Раввин взглянул на Гриншпана, и тот, вслед за стариками, стал раскачиваться взад-вперед. Он пытался качаться быстрее, чем они. Я моложе, думал он. Когда же темп стал столь быстрым, что он боялся — еще немного, и его станет мутить, раввин одобрительно улыбнулся ему. Старик у окна крикнул, что солнце близится к закату и Гриншпану пора начинать.

Он смотрел на странные жирные буквы в молитвеннике.

— Давай же, — сказал раввин, — думай о Гарольде и обращайся к Богу.

Он пытался думать о сыне, но вспоминал только малыша, стоящего в кроватке. Картинка была ненастоящая — как на фотографии. Остальные поняли, о чем он думает, и нахмурились.

— Давай же, — сказал раввин.

Тогда он представил мальчика на велосипеде — таким он увидел его однажды под вечер, выглянув из окна: тот катил по серому тротуару и шлепал себя рукой по боку, словно подгонял лошадь. Присутствующих это не удовлетворило.

Он пробовал вспомнить, каким сын был постарше, но ничего не получалось.

Раввин сказал:

— Гриншпан, прошу тебя, солнце уже почти закатилось. Ты теряешь время. Давай скорее.

Хорошо, подумал Гриншпан. Хорошо. Дайте только сосредоточиться. Остальные прекратили петь.

В отчаянии он подумал про магазин. Вспомнил про женщину с кофе, невероятно старую, старше тех, кто молился с ним, вспомнил ее дурацкий рыжий парик, безумно дрожащую голову, которую не могли согреть ни тяжесть, ни искусственный пламень густых рыжих волос.

Раввин усмехнулся.

Он подумал о шварце, представил, как тот мечется в кошмарном сне на старом топчане, на голом сыром тюфяке. Он увидел, как тот, сгорбившись, несет сочащуюся кровью тушу Арнольду.

Все остальные по-прежнему улыбались, но раввин начал терять терпение. Он подумал об Арнольде, но видел, казалось, не своими, а красными, дикими глазами шварца, как Арнольд рубит топором свежую тушу.

Он видел приятелей в ресторане. Нытики, не ведающие надежды, и хохмачи, не ведающие отчаяния. Каждый со своим жалким осколком жизни, каждый упорно протягивает лишь половину того, что можно дать.

Он увидел мошенников с их десятками и ворованными монетками, с их обеденными страстишками и надорванными пакетами.

Ну, хорошо, подумал Гриншпан. Он увидел Шерли в одном лифчике. Был вечер, магазин был закрыт. Она лежала с Арнольдом на колоде для рубки мяса.

— Мальчик, — сказал, потеряв терпение, раввин. — Мальчик!