Мужская тетрадь

Кыся – это кот, наш современник, умный, резвый, беспородный и, как положено, похотливый. Он попадает в приключение – оказывается в грузовике, который направляется в Германию и набит грузом наркотиков, о чем лихой шофер (Игорь Лифанов) не догадывается. Кыся пытается его спасти (дальше пересказывать не буду – критик я злодейский, но не до такой же степени, чтоб выдавать финал триллера). Книга Кунина написана бойко и гладко, но по части описания сексуальных подвигов Кыси автор пересолил. Видимо, на физиологической свободе своего животного героя автор отдыхал от интеллигентского детства. Но театральный эквивалент безвкусных сальностей Кунина еще противней.

Когда читаешь, оно как-то проскакивает. А когда видишь взрослых мужчин и женщин, которые выпячивают зады и переды, выставляют половые признаки, изображая их соитие, и при этом ухают и крякают, утверждая, что они кошечки и собачки, думаешь с брезгливой жалостью: да! «трудно свой хлеб добывал человек»! Мне обычно в таких случаях особенно жалко девушек – тоже, думаешь, растили девочку, бантики белые вязали, в музыкальную школу небось водили, чтобы она потом, вращая бедрами в якобы эротических судорогах, воплощала дембельские фантазии постановщиков, как живая кукла из секс-шопа. А между тем громкое именование частей человеческого низа и вращение ими – это единственное развлечение на шоу «Кыся». Ни пения, ни танцев, ни интересных мизансцен, ни яркого оформления. Какие-то серые ящики на сцене – когда их ставят «на попа», действие, оказывается, переносится из Питера в Германию, и Нагиев, осматривая это убожество, восхищенно замечает: как хорошо, красиво, какая тут культура, за границей. Он почти все время на сцене – читает страницами кунинскую повесть, иногда иллюстрируя ее телодвижениями.

Да, он в высшей степени приспособлен к жизни на театре – широкое, до галерки достающее обаяние, легкий упругий шаг, прекрасная дикция – все слышно… К сожалению.

Ни одним нагиевским достоинством постановщик не воспользовался – актер один как перст вывозит гремучую колымагу этой скучной пошлятины в двух действиях, которая могла бы улечься в десятиминутный номер. В конце «Кыси» наступает интересный момент – режиссер тоже, видимо, вспомнил свое интеллигентское детство, и со сцены, ни с того ни с сего, звучит стихотворение Б.Л. Пастернака: «И тут кончается искусство…» Ну, волноваться нечего – в «Кысе» оно и не начиналось.

И не надо возражать – дескать, это просто развлечение, какие могут быть претензии. Разные бывают развлечения. Когда-то Марло и Шекспир потешали лондонскую чернь в дешевом театрике «Глобус». А нынче, возьмем фильмы с Джимом Керри – это развлечение? Чистой воды, а сколько таланта и остроумия вложено. Да и «Осторожно, модерн!» развлечение, но куда более качественное, чем «Кыся». Конечно, ничего страшного не произошло, и тревожиться нечего – просто в очередной раз распылился на пустяки человеческий талант.

А потом, когда надо будет собраться, сосредоточиться, труба позовет, понадобятся все силы, все умения – сумеет ли Нагиев отозваться, отыщется ли порох в пороховницах? Неизвестно.

3

Я часто напоминаю сама себе бабушкин комод, который скрипит что-то позапрошловековое, когда вся мебель давно сменилась. Актер, талант, потрясать сердца… бла-бла-бла. Посмотрим на мир открытыми глазами. Живет не тужит там, к примеру, певица Мадонна. Бесцветный писклявый голос, артистизма и актерского таланта никакого, живого чувства нет в помине. Ни одной песни запомнить невозможно (разве что из «Эвиты»).

Модель пустоты, сто раз перекрашенная и переделанная, чтоб массам не надоело. И миллионы сходят с ума, фотографы гоняются за каждым шагом, денег видимо-невидимо. Пустота любит пустоту.

Такие будут и у нас, они уже родились. А вот люди перелома, хранящие какую-то культурную память, какие-то воспоминания, какие-то творческие порывы, но при этом обреченные жить по законам Модельного мира (вроде Фоменко и Нагиева) и законы эти вполне освоившие, – не могут беспечно плавать в пустоте. Плавают – и страдают. Правда, говорят, что не страдают. Ждут чего-то. Куда-то рвутся. Вид у них сердитый и тревожный, как у одичавших псов. Улыбка невеселая, юмор не мягкий. Жизнь, наверное, нелегкая.

Для Модельного мира Нагиев слишком своеобразен. Что же, если у него действительно есть настоящий талант – он не даст ему покоя. Таково свойство таланта, вестника славы и милости Божьей.

Но это – личная печаль Дмитрия Нагиева… В царстве вечной молодости и непрерывного веселья, в Модельном мире, этих печалей не требуется. Скоро груз культуры совсем перестанет давить, и люди, одолевшие «Мойдодыра», будут считаться интеллектуалами (как же, большая вещь! в стихах!). На сцене будут идти веселенькие шоу про дефекацию и мочеиспускание. Для старичков, толкующих про какой-то там «талант» или «голос», устроят удобную резервацию, с запасом старых фильмов и пластинок. Пущай вспоминают, бедолаги…

«Не тот это город, и полночь не та».

Апрель 2001

Голые и злые