— Оставьте его! Пропустите! — осадил сопровождающий милиционер. Но с ним никто не посчитался, толпа отделила его от меня, да и он сам как будто хотел меня отдать толпе на растерзание.
— На колени! — заорали со всех сторон.
Я никогда ни перед кем не вставал на колени, и в этот момент мне почему-то вспомнился стишок, который заучил ещё в армии: «Мы русские! И пусть навек запомнит враг, / Что лишь тогда встаём мы на колени, / Когда целуем русский флаг...» На колени вставать перед этими выродками я не собирался. Но несколько пар рук вцепились в меня, стали валить на землю, а один — я хорошо запомнил его: белобрысый, волосы ежиком, в полосатой футболке из синих и жёлтых полосок — подскочил ко мне с диким оскалом и врезал коротким ударом палки по ноге, по колену.
«Я найду тебя и убью!» — промелькнуло у меня в мозгу, когда я упал на землю и скорчился от боли в колене.
— Теперь ползи!
— Коридор позора!
— Ползи, сволочь!
Они пинали меня, оскорбляли, кто-то плевал на меня, но я, как заклинание, повторял про себя: «Я найду тебя и убью!»
Скоро, однако, меня и пойманных, и спасённых горемык-счастливцев из сожжённого дома с колоннами привезли в отделение милиции. У меня забрали документы. Принимавший меня капитан ехидно радостно воскликнул:
— Во, гляньте-ка, у нас кацап! Шпиён? Ты шо здеся делаешь, хад?
— У меня дед в войну Одессу защищал, — ответил я.
— Замолкни! Лучше бы не защищал... В камеру!
Утром, проснувшись на нарах в одесском СИЗО, я попытался оценить всю нелепость ситуации: обожжённая Лада, мои травмы, ушибы, ожоги, горящий дом с колоннами, негодяй в сине-жёлтой полосатой футболке, ударивший меня по ноге, пинки, плевки — за что всё это? Ведь я им ничего не сделал. А за что эти сволочи сожгли невинных людей? Что это было? Запах дыма, гари всё ещё был со мной, в одежде, он пропитал всё, и почему-то не истлела за ночь мысль: найти и отомстить тому подонку, который подло свалил меня с ног. За что мне такое?! Ведь это родина и моих предков!
А утро было солнечным, ласковым. В камеру из форточки врывался свежий воздух, виднелось синее небо. «Жив! И радуйся!» — утешал окружающий мир.
В камере я старался ни с кем не общаться. Слышал разговоры, опасливые, полушёпотом, словно здесь, среди десятка человек, затесался доносчик.
— Говорят, больше сотни сгорело.
— Виноватых не найдут. Вот увидишь. Не найдут. И никого не посадят.
— Это «правосеки» и бандеровцы. Они уже все смотались из Одессы... Их для того и привозили сюда.
— Вон и на майдане никто не знает, кто стрелял, как убили. «Святая сотня» — и всё тут, концы в воду.
— А из «Беркута» скольких положили!
Я с ужасом думал: что же творится на бедной Украине? Чего им не живётся? Климат отличный, море, территория огромная, но при этом промышленность, центры советской науки — всё в прах. Ради чего?
На допрос из камеры меня вызвали первым. Возможно, потому что у меня было российское гражданство, возможно, потому что кто-то хотел покуражиться над москалём или поймать лазутчика, поскорее огласить имя провокатора и шпиона. Я решил, что буду говорить правду. Правда всегда человека спасает! Я много раз убеждался в этом. Всё в жизни объяснимо, если по правде...
Однако, услышав несколько слов от упитанного гэкающего майора и злобно хмыкающего следователя в штатском, я понял, что никакой правды им не нужно, они её недостойны.
— С какой целью прибыли в Одессу? Почему оказались среди сепаратистов? Зачем подожгли здание? Кто вас направил на подрывную работу? — в таком ключе они повели разговор.
Я стал отвечать коротко, чётко и абсолютно спокойно:
— Я приехал сюда повидать армейского друга. В гости. В здании оказался случайно. Толпа стала кидать камнями — нужно было где-то спрятаться. Я побежал вслед за пожилым человеком... Меня никто не направлял на подрывную работу. Я строитель...
Следователь, закидывая чёлку набок, что-то писал и с иронией кивал головой, хмыкал.
— Слышь, москаль, — вдруг язвительно спросил майор, — на кой хрен ты сюда приехал? Мы без вас тут разберёмся, с кем нам быть и как нам жить. Крыма вам мало? Сюда припёрлись воду мутить?
Тут я тоже впрямую, глядя в глаза майору, ответил:
— Мутить я тут ничего не собираюсь. Одессу защищал мой дед, погиб... Я должен был здесь побывать.
Тут слегка оживился следователь:
— Ты ж говорил, что к другу ехал. Как его звать? Адрес?
— Это Григорий Михальчук. Он живёт по адресу...
— Кто? — взвеселился майор; они многозначительно переглянулись со следователем.
— К Михальчуку, значит?
Майор взялся за свой телефон, потыкал кнопки.
— Гриша? Ха! Здорово! Знаешь ли ты, Гриша, что являешься пособником сепаратистов? Ха! Гриша, какие шутки! Серьёзно! У нас всё серьёзно! — Майор открыл мой паспорт и по нему прочитал: — Знаком ли тебе Валентин Андреевич Бурков? Ха! Ждёшь его? Он сидит у меня! Обвиняется в шпионаже и пособничестве сепаратистам. Статья тяжёлая, на много потянет...