Внутри здания дышать и в самом деле становилось невозможно, но и у открытых окон, на карнизах было так же опасно: люди там становились мишенями.
— Эй, сюда! Помогите! — вопили из окон, а в ответ с площади им кричали оскорбления и кидали в них камнями.
Осаждённых загоняли в какой-то адский тупик.
— Почему нет пожарных?
— Потому что нас здесь хотят сжечь... Это же фашисты!
«Сгореть от каких-то бандеровцев — невесёлая перспектива для человека, который приехал на отдых, мечтая повидать свою первую любовь, и даже строил какие-то планы», — размышлял я. Но больше думал о том, как пробиться обратно к торцевому выходу, или чёрному ходу, или к пожарной лестнице — ведь она должна быть! От окружающих я помощи не ждал, на их лицах я читал в основном растерянность и даже обречённость. Они не знали, как действовать, что делать, кто-то из них пытался звонить, кто-то кричал, умолял, но всё это только приближало жестокий финал.
Э-э, нет! Не сдадимся! Выход точно есть! Где-то есть! Нестерпимая сила действовать, сопротивляться обстоятельствам пробудилась во мне, когда я с ужасом увидел, как молодой парень, который сидел, сгорбясь, в углу на стуле в коридоре, вдруг повалился на пол, ударился головой об пол и вскоре умер, он просто умер, наверное, уже отравился дымом, а возможно, у него было слабое сердце; он умер.
Я высунулся в окно, наскоро осмотрелся, увидел, что к дому подъезжает пожарная машина с раскладной лестницей на крыше. Всё-таки пожарные появились. Надо пробиваться туда. Набрал побольше воздуха в лёгкие — и бегом по коридору, в сторону, где была машина. Но до спасительной лестницы я сразу не добрался. По дороге в сумраке я столкнулся с парнем, он был отравлен дымом и, похоже, умирал. Я схватил его за шиворот и потащил с собой.
Под окнами, куда мы кое-как приволоклись, стояла пожарная машина с поднятой лестницей, и снизу уже пожарный бил из шланга струёй воды по горящим окнам. Я крикнул что было сил:
— Сюда! Лестницу дайте! Сюда!
Вскоре спасительная струя воды пожарного гидранта ударила в окно, рассыпались брызги, сквозь дым и пар появился шанс на спасение.
— Сюда! Сюда! Парня вытащите!
Парня удалось спасти. Правда, я почти его не запомнил. У него были чёрные печальные глаза, взгляд совсем отсутствующий. Парень ничего не мог сказать. Но он выжил, явно выжил. Его спустили пожарные. Потом — ещё девушку. Потом к нашему окну подбежали женщина и пожилой мужчина.
Самому же мне пришлось ещё попутешествовать по дому с колоннами. Мне надо было выбраться через торцевой ход, найти Ладу — вдруг она ещё там. Да и возле пожарных стоял кордон милиции, а мне не хотелось оказаться в их лапах. Дом стали тушить, и я понадеялся, что уйду тихо, незаметно, не попав в руки одесских хреновых правоохранителей...
Наконец-то я отыскал чёрный ход. Но именно с чёрного хода в здание шли и пожарные, и спасатели, и милиционеры, и мародеры, и сами поджигатели. Мне навстречу на лестнице попались двое мужчин в камуфляже.
— Где выйти? — хрипло спросил я, держась за горло, — дыма и гари я всё-таки наглотался.
— Иди вниз и направо! По коридору до конца!
Я спустился на первый этаж, прошёл по коридору, куда указали, и вдруг замер перед открытой дверью: в комнате, обожжённой до черноты изнутри, и уже потушенной, сырой, с лужами посередине, в копоти находились три обгорелых трупа, похоже, двое парней и девушка. Они замерли в нелепых позах: девушка на стуле, запрокинув обгорелую голову без волос, один парень лежал на полу, раскинув руки, а другой — сжавшись в углу, калачиком, — все чёрные, неестественно чёрные, как головешки, словно их опалили из огнемёта.
Вскоре возле меня в коридоре появилась троица горластых парней, они были в повязках на лицах, в руках у них были фонарики и палки. Я сразу почувствовал от них ток агрессии. Они говорили:
— Во! Гляди! И здесь негры лежат!
— Башка как уголь.
— Так им и надо!
И тут они разом, совсем не к месту рявкнули:
— Слава Украине!
Это было как пароль, как символ, как знак слитности или признак духовного единокровия, который их сплачивал даже в самых преступных проявлениях. Говорили они по-русски, чисто, даже не смягчая по-украински «г».
— Ты кто? — рыкнул один из них, глядя на меня в упор.
Я не стал объяснять, показал на горло, тихо промычал.
— Говорить, что ли, не можешь?
Я кивнул головой.
И тут один из них заорал, с матюками:
— Вали отсюда, пока ноги не вырвали!
Я выбрался на улицу, вздохнул полной грудью, хотел куда-нибудь улизнуть от милиции. Но ближний ко мне милиционер в бронежилете цепко схватил меня за руку, даже взял её на излом.
— Оружие есть? — выкрикнул он.
— Да какое оружие? — ответил я, брыкаясь и пытаясь высвободиться. — Я здесь случайно.
— Разберёмся. Обыщи его, — приказал он другому милиционеру. — Веди в машину.
Милиционер быстро, грубо обшарил меня, толкнул вперёд к машине, которая находилась несколько в отдалении. Тут-то я и оказался в коридоре из людской толпы. Это были те самые головорезы, которые и спалили дом с колоннами. Они кричали на меня злобно или веселяще-злобно:
— Вот ещё одного гада поймали!
— На колени! — взвыл кто-то сбоку.