Мужская жизнь

— Да вот. Приехал к вам в город, решил к тебе зайти... Там наша староста Вера просила, чтоб я тебя на вечер встречи... — Я в общем-то лепетал чушь. Но Лада, видно, пропустила это мимо сознания.

— Не до того сейчас, Валя. Убегаю я... — сказала она, потом внимательно посмотрела на меня.

— Может, ты мне поможешь? А? — спросила с заискиванием. — Сына мне нужно найти. Он сейчас там, на «Куликовом поле». Позвонил, а потом разговор оборвался. И всё, молчит...

— Ну, конечно, помогу, — ответил я.

— Тогда оставь вещи и пойдём со мной.

Сейчас я не понимал, радоваться такому обороту или нет. Всё выходило вроде бы как нельзя лучше: Лада приняла меня как родного, близкого; вот она, совсем рядом, даже обнять её можно, но вместе с тем я для неё кто-то другой, не тот влюблённый одноклассник из школьной жизни — ведь ей даже неинтересно, как я тут оказался, зачем?

Мы торопливо шли по улице, она говорила мне о сыне, который входит в общество русских патриотов, между делом кого-то клеймила, называла их «сволочи, хуже фашистов, ублюдки...». Я помалкивал. Догадался, что идём на какой-то то ли митинг, то ли сбор, где среди активистов — её Илья.

Ветер принёс горький запах дыма. Похоже, где-то подожгли автомобильную покрышку. Чёрный, зловещий столб дыма поднялся над крышами, над красиво распустившимися каштанами. Но вместе с покрышкой что-то горело ещё, дым поднимался и из других мест.

— Там палатки протестующих, — говорила Лада.

— Палатки горят как порох. Это слабое укрытие... Они вооружены? — спросил я.

— Нет. Откуда? Они же мирное движение. Не эти бандеровцы...

Впереди стояли молодые люди с флагами украинской повстанческой армии и флагами Украины. Группы людей стали попадаться всё чаще. А вскоре больше появилось и клубов чёрного дыма. Жгли уже не одну автопокрышку. Этот чёрный дым все видели по телевидению в центре Киева, где бунтовщики или повстанцы лихо наловчились менять власть.

Чувство обыкновенного самосохранения, а скорее — даже равнодушие ко всякому политраскладу в украинской заварухе, сдерживало меня; мне хотелось схватить Ладу за плечо, остановить, сказать: «Не лезь! От тебя тут ничего не зависит!» — а ещё хотелось притянуть Ладу к себе, посмотреть ей в глаза и сказать напрямую: «Я приехал на тебя посмотреть, на все майданы-замайданы мне наплевать!» Но где-то в центре этой чертовщины, этой заварухи находился её сын Илья, и теперь уже его судьба выстраивала мои шаги, мои слова и поведение.

В некоторые минуты мне казалось, что между мной и Ладой ничего не изменилось. Конечно, Лада внешне стала острее, жёстче, старше, в ней появилась нетерпеливость и нетерпимость, что ли, но она была будто бы своей, словно перешагнула из прошлого в настоящее, и мы спешим с ней после школы в наш сельский клуб, чтобы занять лучшие места в зале...

Площадь, куда мы стремились, оказалась за кордонами милиции, плотным кольцом зевак и бунтующих молодых людей с повязками на рукавах, некоторые из них были с жёлто-голубыми флагами Украины. В их лицах таился какой-то лютый восторг, словно бы шла заслуженная расправа, упоительный кураж возмездия... Кто-то из них, казалось, абсолютно ни с того ни с сего выкрикивал во всю глотку «Слава Украине!». Окружающая толпа в единодушном полуистерическом порыве орала «Героям слава!».

Мне всегда мечталось побывать в Одессе, в городе славы, в городе юмора, оригинальных евреев, в южном портовом городе, где много белого цвета, где погиб мой дед-моряк. Теперь я здесь был, в самом начале мая, когда уже было тепло, когда цвели каштаны, когда ветер нёс с моря мягкий солоновато-йодистый вкус... Но теперь Одесса, утопающая в белом цвете каштанов, казалась городом нервнобольным: она утратила привлекательность и обаяние... Злобные, расхристанные молодчики, стяги с бандеровскими символами, балаклавы и медицинские маски на лицах. И чем ближе к площади «Куликово поле», тем эта толпа становилась плотнее, агрессивнее, над ней висели матерная брань и постоянный ор «Слава Украине!» — «Героям слава!»

По дороге Лада не раз пыталась дозвониться до сына, но тот не отвечал. Это взвинчивало её, она что-то шептала на ходу, кого-то ругала. Что-то несусветное происходило и вокруг.

Я видел, как молодые парни и девушки разбирают плитку тротуара. Так и вспомнилось: «булыжник — оружие пролетариата», но здесь не было пролетариев, и это казалось бы полной дикостью, но такое уже случалось на улицах Киева. Всё сопровождалось проклятиями и руганью, всё обливалось какой-то животной злобой. Молодые люди, с символикой футбольного клуба, что-то орали, среди них ходили особенные, в балаклавах, с красными повязками на рукавах, что-то подсказывали, организовывали.

Я слышал, как один из них кричал:

— Не трогайте милицию! Никаких камней! Не трогать! Не кидать! Нас пропустят...