Вот уже несколько часов, не в силах ничем заняться, Наталья крутилась непрестанно в кресле, выкуривала одну за другой сигареты и неприязненно косилась на застывшие усики настенных часов. Через пару часов подойдут несколько костоломов от Забелина. Потом с договорами войдет Петраков, и – мышеловка захлопнется. Организационно все было подготовлено, но душа Натальи продолжала метаться. Появление Максима – без стука – ее испугало.
– Чему обязана?
– Красоте собственной. Сразу – «чему обязана?» Имей в виду – казенщина красивой женщине идет, как кирза к мини-юбке. Может человек просто зайти поплакаться?
– Ты ничего не перепутал? Местком – это через две двери.
– Да будет тебе, Натка, выеживаться. Вижу ведь, что тоже не в себе. Может, объяснимся? Хочу позволить тебе меня простить.
Ответ напрашивался сам собой, и Наталья не удержалась:
– Позвольте вам этого не позволить.
Но тем самым поломала дистанцию, на которой старательно его удерживала.
– Пошто своего верного холопа мучишь, боярыня? – запричитал Максим. – То вроде приближаешь. Вот-вот оттепель. Я по простоте сразу душу нараспашку. И тут опять – бац морозцем! А у меня, между прочим, бронхит хронический.
– Специально готовился, чтоб покрасивше?
– Ну и готовился. – Максим вспрыгнул на крышку стола, поерзал, поудобней усаживаясь. – Виноват я перед тобой, многажды уже каялся. Так сам себя за все эти годы потерянные и выпорол. До сих пор не пойму, как меня черт угораздил тогда от тебя уехать. Уезжал от тебя, а вышло – от себя. Но жизнь-то не кончилась, Натаха. Не можем мы друг без друга! И я это понимаю, да и ты, хоть и выдрючиваешься. Так чего, так и будем кичиться, пока импотенция не одолеет? Знаю, недостоин. Но тогда кто тебя вообще достоин? Через всю эту грязь…
– Господи, опять за свое?.. Да слезь ты со стола, к чертовой матери!
– Уже. Ну что ты глазищи свои немыслимые округлила? Любишь ведь. А меня знаешь, как при виде тебя прихватывает? Я ведь по утрам специально пораньше приезжаю, просто чтобы увидеть, как ты над асфальтом летишь.
– У-у! – завыла Наталья. – Эва куда тебя! Очнись же. Ты мне бесконечно рассказываешь, как жил. Но я-то эти годы тоже жила. Выживала. Почему не спросишь как? А вдруг давно не летаю? Топливо иссякло. – она почти решилась сказать. Даже брови сдвинула, готовясь защититься от последующих его упреков. Но – встретила распахнутые глаза и – опять не смогла. – Или – крылья, например, подпалились. Отступился бы?
– Вранье. Ты другой быть не можешь, – отмел предположение Максим. – Другую я бы не полюбил.
Чтобы не заплакать, Наталья прикрыла глаза.
– Я, собственно, зачем зашел? На день рождения пригласить.
– День?.. – Наталья изумленно перевела взгляд на висящий календарь, на котором сегодняшнее число выделялось, разрисованное пастой, будто проволокой обмотанное. – Ой, Максик! Прости…
– Ничего, старик Макс привык к невниманью. Но вечером жду у себя в гостях. Шесть часов устроит? И не делай такую ужасную нюню.
– Не смогу, Максим, – Наталья вновь и вновь смотрела на циферблат. – В семь у меня деловая встреча. Поверь, мне, правда, жаль. Чисто деловая.
– Хоть в семь, хоть в восемь. А я с шести ждать буду, – Максим заупрямился. – Поставлю «Абрау-Дюрсо», торт твой любимый. – С вишенкой?! – С вишней. С трудом разыскал. Цветы, свечи зажгу, – всё как прежде…
– Не могу обещать…
– Все равно жду. Учти, кстати, свечи церковные, на сутки рассчитаны.
И, не давая ей ответить, Максим быстро выбежал в коридор, откуда тотчас послышался его распекающий кого-то голос.
Наталья со слабой улыбкой дождалась, когда вновь наступит тишина, потерла виски. Наконец, решившись, подняла трубку.
– Алло, охрана? Я на восемнадцать тридцать заказывала три пропуска: Подлесный Вячеслав Иванович и с ним еще двое… Да. Аннулируйте, и не пропускать. Спасибо.
Она вышла из кабинета.
Как и всегда, всё в коридоре с облупленными стенами и скрипучим полом дышало деловитостью. На лифте Наталья поднялась на десятый этаж, где располагалась запасная резиденция увольняющегося финансового директора.
При виде Натальи на хмуром, испещренном морщинками лице Петракова появилась радостная и вместе с тем озадаченная улыбка.
– Наташенька моя пришла! А я тут, понимаешь, последние бумаженции разбираю. Не чаял. Мы вроде договорились на семь у тебя с договорами. Или… передумала? – Передумала. И очень многое. Надо поговорить, Саша.
– Так всегда рад, – волнуясь, он сделал шутливо-приглашающий жест рукой и неловко смахнул с носа очки. Наталья аж зажмурилась: лишенные толстых линз, на нее смотрели любящие глаза. Любящие, полные тоски. Он давно всё понял.