Мужские откровения

Минут через пятнадцать становится неуютно: сколько, интересно, он собирается нас обрабатывать своим самозабвенным юродством? Не успеваю додумать до конца эту тревожную мысль – как мироздание наносит мне новый удар под дых: в вагоне появляется проводница-буфетчица со своей тележкой. Это почти неизбежно значит одно: малец напротив будет жевать и чавкать всю дорогу, до конца – его или моего. Тележка останавливается, маленький Гаргантюа тычет пальцем туда-сюда, и родители закупают ему еще что-то «пожевать». Видимо, в душе мамы этого обжоры теплятся какие-то сомнения насчет правильности питания драгоценного сыночка: из двух шоколадок, большой и маленькой, она выбирает ту, что поменьше. Все, сегодня я не ужинаю: не могу. Бенефис продавца расчесок заканчивается через полчаса. А еще через десять минут поезд прибывает на вокзал Орла.

Эх, Лев Николаевич, наивный вы человек. «Что мы будем делать с этим временем?» Мы его будем проживать. Куда ж мы денемся.

Сбрасывая скорость, или Я играю на виниле

Винил – большой эгоист. Он очень серьезно относится к себе и требует того же от своих поклонников. Ну, например, у проигрывателей пластинок нет пультов дистанционного управления. Нет перемотки. Тебе надо – вставай, иди к проигрывателю и сам переставляй иглу звукоснимателя. Переставляй аккуратно, не торопись. И мне нравятся эти правила, этот кодекс поведения. Нравится то, что пластинки так упорно и так успешно сопротивляются цифровой эпохе. Мы все сегодня живем как будто на повышенных оборотах: утром быстренько проглатываем новости с ленты телефона, днем так же на бегу отвечаем на электронную почту, вечером одним глазом пробегаемся по комментариям в соцсетях. С винилом так не получится: ты опускаешь иголку звукоснимателя на диск – и ты сознательно притормаживаешь, снижаешь обороты своей жизни. До размеренных 33¹/₃. И пусть часто нам просто лень встать с дивана, чтобы переставить иголку, – это снижение скорости само по себе по нынешним временам уже средство самосохранения.

Сегодня в самом слове «винил» есть что-то особенное, с одной стороны, слегка забытое, с другой – модное. Для меня винил – ни то ни другое. Пластинки никогда не уходили из моей жизни, и занимался я ими не потому, что это модно. Музыкой я начал увлекаться с четырнадцати лет. «Подсадили» меня мой дядя, большой любитель винила, мои друзья, которые слушали музыку. Многие слушали на магнитофонах. У кого-то были проигрыватели, но самые обычные, советские. Хорошая пластинка, а тем более аудиотехника высокого качества были роскошью. Помню, как я однажды долго-долго копил деньги на Dark Side of the Moon – экономил, клянчил у родителей. Наконец, купил – вполне приличную пластинку, югославского «пресса». Конечно, это была не Англия и не Америка, и даже не Германия, но тоже ничего. Всяко лучше, чем Апрелевский завод грампластинок. При зарплате моей мамы в сто рублей пластинка стоила двадцать пять.

Я собираю винил до сих пор. Мне это нравится. Путешествуя, я стараюсь найти поблизости специальные магазины, посмотреть, порыться в стопках пластинок. Иногда что-то покупаю. Это часть моей личной модели расслабления и успокоения. Причем иногда, для того, чтобы избавиться от каких-то назойливых мыслей, мне даже не нужно включать проигрыватель – достаточно просто полистать какое-то время конверты с пластинками. Это моя терапия.

Люди, которые занимаются музыкой, играют на музыкальных инструментах, прекрасно понимают, насколько в процессе погружения в музыку важны тактильные ощущения. Гриф гитары, мундштук тромбона, скрипичный смычок – прикасаясь к ним, музыканты совершают настоящий ритуал. С винилом происходит примерно то же самое.

Начать с размера. Фотография или коллаж на обложке – они же довольно крупные, и эти изображения производят на вас гораздо большее впечатление, чем маленькая картинка на коробке кассеты или CD-диска (как было раньше) или превью альбома где-нибудь в Apple Store (как это происходит сейчас). Это прекрасно понимали на Западе, и потому в золотой век винила над дизайном обложек для пластинок работали лучшие художники и графики, а конверты иногда сами по себе становились произведениями искусства. Хотя, разумеется, как и в любом другом виде искусства, там были и великие авторы, и великие авантюристы. Это вообще отдельная история.