Мужское счастье

Ивана поместили не в прежнюю камеру. Новая «хата» оказалась в разы просторнее, ряды двухъярусных нар стояли по обе стороны, и людей, соответственно, тоже было в разы больше. Из множества повернувшихся к Ивану лиц одно оказалось знакомым: грузин Вано, «блатной» из прежней камеры. По неведомой причине руководство следственного изолятора периодически переводило сидельцев из камеры в камеру, тасуя, точно карты в колоде. Никакого смысла в этом, кроме как ближе познакомить криминальный мир друг с другом, Иван не видел. Впрочем, ходили слухи о неких «пресс-хатах», маленьких камерах на четверых, куда помещали нужного человека, чтобы специально науськанные трое других «прессовали» его морально и физически – доводили до состояния, в котором человек либо вешался, либо сознавался во всем, включая то, чего не совершал. «Тасование» заключенных не давало узнать, кого, куда и для чего помещают и кто именно «работает на Хозяина» – то есть, «прессует» по поручению тюремного начальства или втихую собирает сведения о соседях по нарам. Возможно, слухи о «пресс-хатах» – такие же слухи, как о Лиапате в городе. Когда все знают, но никто не видел, это не факт, а догадка. Может быть, никакой Лиапаты нет, а есть преступники или коррупционеры, их неприглядные делишки прикрываются удачной выдумкой. Иван для того и вернулся в тюрьму, чтобы в вопросе о Лиапате поставить точку.

Вано приглашающе махнул Ивану рукой.

– Ты вроде не собирался возвращаться?

Вано вольготно раскинулся на крайней нижней шконке под окном. Крайняя нижняя у окна – самое козырное место, и это значило, что в «хате» Вано был главным авторитетом. Иван подошел и присел на край соседней шконки, которую мгновенно освободили, чтобы авторитет спокойно поговорил с новеньким.

– Не собирался. – Иван опустил в ноги принесенный с собой пакет с вещами. – Жизнь заставила.

– А дальше как?

Вано прямо намекал на состоявшийся в прошлом разговор. Какую дорогу выберет Иван: охотника или дичи? В переводе с местного – будет частью блатного мира или лохом и фраером?

– Не решил.

– Помнишь все, что я говорил?

– Я ничего не забываю.

– Тогда добро пожаловать.

Ивана взяли в «семью» блатных. Шконку выделили вторую после Вано по нижнему ярусу – ту, которую освобождали для разговора. В глазах «первоходок» Иван выглядел матерым рецидивистом – второй арест, знакомство с авторитетом, крутая статья. В детали того, в чем обвиняли, в рассказе о себе Иван не вдавался, ограничился формулировками «грабеж» и «причинение телесных повреждений». В следственном изоляторе сидят только невиновные, если поспрашивать. Естественно, Иван тоже заявил, что невиновен и что его подставили. Блатные похлопали Ивана по плечу и улыбнулись:

– Да-да, конечно.

Иван приглядывался к сидельцам. Надписи «Пол» вроде бы ни у кого не было. А ночью, вытянувшись на шконке, он, словно бы во сне, тихо, но достаточно четко протянул:

– Лиапата…

– Что ты сказал? – повернулся к нему лежавший по другую сторону дагестанец Мага.

– Лепота, говорю.

– А-а. Ну-ну.

Иван постарался заснуть, но через минуту с другой стороны его позвал Вано:

– Тезка, пошептаться надо.

Иван сдвинулся ближе к нему.

Вано с хищным прищуром прошептал:

– Ты забыл, что есть вещи, о которых говорить нельзя?

– О каких вещах?

Вано задумался.

– Что знаешь о Лиапате? – тихо спросил он Ивана.

– В том и дело, что ничего. Краем уха слышал, что, вроде бы, Лиапатой зовут невероятную красотку и что от нее все без ума – настолько, что жизнью не дорожат. Но разве в такое поверишь – чтобы мужики, все как один, из-за бабы дурью маялись?

Вано молчал с минуту.

– Я тебя достаточно знаю по прежней хате, – сказал он, наконец. – Ты пацан правильный и за базар отвечаешь. Выйдешь – найди Витю-Быка из «Леопарда». Знаешь такого?

– Если полное имя Быка – Виктор Алексеевич, то да, пересекались.

– Скажешь, что от меня. Не забудь.

– Это все, что надо сказать?

– Еще скажи: «К Лиапате. Вано за меня ручается». Понял?

– Как отблагодарить? Не люблю быть должником.

– Скажи, что от меня, и считай, что в расчете.

Вано откинулся на свою шконку, Иван – на свою.

О том, чтобы уснуть, речи не было. Счастье привалило где не ждали. Выяснились два важных факта. Первый: Лиапата существует. Второй: выход на нее у блатных – через Виктора Алексеевича. Сообщить бы об этом Коляусу…

Иван уснул под утро, и, едва заснул, его растолкали. Над ним навис Вано.

– Говорят, ты женишься?

– Да.

Быстро же в тюрьме распространяются новости.

– На младшей Пономаренке, где средняя в психушке, а старшая из «Лианы»?

– Да.

– О нашем разговоре забудь, гарантии отменяются, а если заикнешься где-нибудь, будешь ходить с картинкой на животе, как была у Натули. Усек?

– Усек.

– Лады. Замяли и забыли.

– Можно узнать, что случилось?

– Ничего не случилось. И для всех будет лучше, чтобы не случилось и дальше.

С утра жизнь продолжилась как обычно, о ночном разговоре не вспоминали. На третий день, после обеда, когда стальное окошко-«кормушка» в двери камеры отворилось, чтобы забрать посуду, снаружи донеслось:

– На выход, с вещами.

В общем шуме Иван прослушал, чью фамилию назвали. Его толкнули: