Музпросвет

Самой же главной чертой эпохи диско была его востребованность массами, диско не только бесстыдным образом навязывалось, оно было желанно. Что же это были за люди, которые вдруг ломанулись в дискотеки и раскупили саундтрек «Saturday Night Fever»? Разошлось 30 миллионов экземпляров этой грампластинки. Невозможно отделаться от ощущения, что на волне диско-бума в поп-культуру было вовлечено практически все людское поголовье, то есть диско создало обширный рынок потребителей массовой культуры. Воздержавшихся практически не осталось.

Ненависть панков к посетителям дискотек была на самом деле ненавистью ко всему новому, радостному среднему классу, который вдруг повсеместно вылез на поверхность — на дискотеках, в боулингах, супермаркетах, на телевидении, в модных журналах. Диско дало возможность не просто глазеть издалека на звезд глэм-попа, но переселиться внутрь глэм-попа. Для панка диско было звуком смерти, и этот взгляд не так уж и далек от истины — в диско есть окончательность поставленной точки, после диско уже ничего быть не может, танцор диско живет в вечности.

Панк

Панк кажется ключевым феноменом не только истории поп-музыки, но также истории современного мироощущения в целом, панк был реакцией на состояние тупого мещанского протухания, на скуку и банальщину. Это лучше всех прочих документированное молодежное движение, «панк» звучит гордо и многозначительно, все остальные молодежные моды и умонастроения куда менее мифологизированы, эпохообразующими они совсем не являются. Единственное исключение — хиппи, но есть серьезное подозрение, что хиппи попали в фокус и были подняты до уровня большой темы скептическим взглядом панка.

Описать феномен панка непросто: выводы, которые западная культура сделала из панка, не очень ловко приклеиваются к опыту конкретных панков. Этот опыт очень сильно различался у английских и неанглийских панков, у городских, столичных, и у деревенских, провинциальных, у 14-летних и великовозрастных, у панков первой волны и у тех, кто поспел лишь ко второму и третьему всплеску.

Разговор о панке — это разговор о карикатурной фигуре, о знаке, который интереснее интерпретировать, чем перечислять, кто что выкинул или сказал. Панк-выходки и панк-реплики, тексты и картинки из панк-фэнзинов сегодня кажутся недостаточно отвязными. Тем более что панки первой волны к феномену массового панка, вообще к панк-стилю и даже к самому слову «панк» относились резко отрицательно. Эти самые «массовые панки» обругивались как «пого-хиппи».

Надо сразу сказать, что панк — это далеко не панк-рок. Панк — это вообще не рок, когда панк стал роком, это было вырождением и банализацией первоначального импульса.

Вопрос: «Какую музыку вы любите?»

Джонни Роттен: «Никакую, мне музыка безразлична, я хочу хаоса».

Собственно, этого достаточно для определения панка.

Панк — это прежде всего позиция, не столько точка зрения, сколько точка зрения, воплощенная в жизни реального человека. Панк своим видом, своим поведением, своим высокомерием, своей непреклонностью демонстрирует, кто он есть, и не идет на попятный, отказывается быть простым и милым парнем, таким, как все.

При этом свою несгибаемую позицию панк не в состоянии сформулировать или как-то обосновать. Панк вообще не обязан ничего говорить и что-то кому-то объяснять. Или что-то особенное делать. Он не вступает в диалог, ему не с кем вступать в диалог, он исходит из того, что окружающие его «нормальные люди» гонят пропагандистскую жвачку, и у него, разумеется, нет никакого желания заниматься этим самому. Он ничего особенного и не говорит, если он со стороны кажется придурком, паразитом, мерзким асоциальным психопатом, плюющим на нормы приличия, — не беда. Более того, панк именно такую реакцию и стремится вызвать.

Тут мы сталкиваемся с главным парадоксом панк-стратегии.

Панк не такой как все. Панк — аутсайдер, панком становился тот, кто не способен никаким боком приклеиться к «нормальной настоящей жизни», радоваться тем радостям, которым радуются все остальные, стремиться ко всем понятным и всеми разделяемым целям.

Панк чувствителен, он чрезвычайно уязвим, он уязвлен. Но вместо того, чтобы скрывать свою слабость, он выставляет ее напоказ, вызывает ярость и ненависть окружающих. Панк не просто выпячивает свою странность и маргинальность, панк театрализует их, доводит до абсурда. Парадокс выражается и в том, что панк считает идиотами и сволочами всех окружающих, но одевается и ведет себя так, что окружающие не сомневаются в том, что это именно он — сволочь и идиот. Панк отгораживается от окружающих стеной их ненависти и презрения к нему.

Может, панку уютно и комфортно в этой зоне спровоцированного отчуждения?

Никак нет. Панк издерган и взвинчен, его все раздражает, все вызывает злобу. Панк ненавидит вообще все, включая себя. Все существующее, принятое, нормальное, вызывает у него озлобление.