Музпросвет

Панк — это выведенное большими буквами слово «НЕТ». Панк ни во что не верит (существуют списки того, во что все-таки верит панк, они длинны). Панк — сторонник разрушения и уничтожения, авторитетов он в упор не видит (панк-авторитеты, разумеется, почитаются). Панк маниакально негативен, никаких возвышенных и нежных чувств он не испытывает. Собственно, их никто не испытывает, но панк не испытывает их злобно и демонстративно, он не желает мириться с их изображением.

И тут очень важен накал его страсти, интенсивность проживания бытия панком.

Панк очень похож на денди, на сноба, панк — невероятный, прямо карикатурный модник, его внешний вид является предметом его немалых забот. В то же время — и это еще один парадокс — панк должен быть честным, прямым, настоящим. Он должен не изображать из себя кого-то иного, не вести себя в соответствии с каким-то поведенческим кодексом, но быть стопроцентно включенным в жизнь здесь и сейчас. Максимальная интенсивность присутствия.

Его внешний вид до неприличия гипертрофирован и театрален, но его ненависть, его ярость, его упертость, его нежелание компромиссов, его злоба — подлинные.

В реальной лондонской жизни середины 70-х взвинченность и агрессивность панков обеспечивались большими количествами алкоголя и амфетамина. Но амфетамин не делает из человека нигилиста, анархиста и спонтанно действующего провокатора.

Откуда же взялся абсолютный негативизм, ощущение бессмысленности и идиотизма жизни? Есть много разных объяснений, сводящихся к тому, что в Великобритании в середине 70-х разразился кризис, безработица значительно выросла, молодежь торчала на улице без дела, настроение было убийственным. Говорят, что без этого кризиса, без Маргарет Тэтчер никакого бы панка и не было.

Сами ранние лондонские панки постоянно говорили о том, что ни в музыке, ни в жизни ничего не происходит уже много лет. Слово boredom («скука», «тоска») было в большом ходу. Скуки ужасно боялись и скуку дико ненавидели. Все, что угодно, лишь бы не тупая, замершая на одном месте, неподвижная изолированность, когда ты одинок, когда ничего не происходит и тебе некуда пойти.

Очевидно, что такого рода переживание может иметь место где угодно и когда угодно, большинство населения не замечает ничего необычного, но кто-то при этом задыхается от своей изолированности и тупой безразличности окружающего мира, в котором ничего не происходит. Провинциальный аутсайдер именно так и должен чувствовать.

Любопытно, что в XIX веке такое мировосприятие называлось меланхолией. Это состояние может обернуться своей кажущейся противоположностью: одержимостью, взвинченностью, маниакальностью.

Так что панк можно рассматривать и как переход провинциальных маргинальных постиндустриальных меланхоликов, из которых в XIX веке получались поэты-романтики, в маниакальное состояние. Нью-йоркская поэтесса Патти Смит написала в журнале «Панк» о французском поэте XIX века Артюре Рембо, и очень многие увидели в нем родственную душу.

В любом случае, для панка крайне характерны состояния апатии, с одной стороны, и паники, даже психоза — с другой. Судя по воспоминаниям участников панк-бума, они все были детьми малыми и неразумными и находились в состоянии перманентного шока. Происходящее с ними им самим казалось нереальным.

Массу внимания панк уделяет своему внешнему виду. Панк — маниакальный модник. При этом настоящий панк — модник несуществующей моды, мода творится здесь и сейчас, исходя из доступных средств и материалов. Панк должен выглядеть чудовищно, стильно, агрессивно, ни на кого не похоже.

Быстро был разработан арсенал приемов, как довести свои шмотки до ума: как правило, порезать их бритвой и скрепить булавками. Рваные, прожженные майки, на которых что-то написано или нарисовано — тоже известный панк-ход. В Дюссельдорфе булавками пристегивали себе на грудь куски колбасы вместо значков. Недолго правда. Чаще всего в дело шли шмотки из секонд-хэнда. Чудовищность сочетаний различных вещей — путь к успеху. Булавки начали загонять под кожу, вообще насилие по отношению к себе, демонстративное причинение себе боли было в духе момента. Это стандартная панк-провокация: сделаю себе больно, чтобы другим было хуже.

Волосы полагалось постоянно укорачивать и перекрашивать. Побрить башку наголо — тоже неплохая идея. Все бородатое, усатое и длинноволосое вызывало омерзение, свитера и брюки клеш не шли ни в коем случае. Панк ненавидит хиппи, о декларативной ненависти к хиппи говорилось очень много, на самом же деле панки ненавидели просто всех, ведь пресловутая хиппи-мода была, по сути, мэйнстримом моды середины 70-х.

Панк-стратегия была сформулирована так: «Что сегодня популярно? Делай прямо наоборот». Все носят брюки-клеш? Носи прямые штаны. У всех длинные волосы? Стриги свои. Все принимают наркотики? Sex Pistols наркотиков не употребляют. Это была, конечно, ложь, но нас интересует ход мысли.