Музы дождливого парка

Ниночка вернулась на сцену через год после рождения дочери, сразу на главные роли. Влияния Саввы к тому времени уже хватало на то, чтобы сделать свою любимую музу примой. Сам он был с головой погружен в работу. Его новым любимым детищем стал фонд поддержки молодых художников. Работа была неблагодарной, требовала немалых душевных затрат и надежной протекции, но тем интереснее доказать самому себе и окружающим, чего стоит непотопляемый Савва Стрельников.

«Непотопляемый» — это лишь один из эпитетов, которыми одаривали его друзья и недруги. А еще гениальный, самобытный, уникальный, непревзойденный… Впрочем, творящаяся вокруг его имени суета Савву ничуть не утомляла. Он умел абстрагироваться, с головой погружаться в творчество, не обращая внимания на окружающий мир. Ему даже собеседники были ни к чему. Для того чтобы быть счастливым, ему требовалась только работа, а еще верные музы. Особенно музы! Тот скудный, но все равно волшебный свет, который дарил Савве их сумеречный мир, делал его сильнее и моложе, наполнял неуемной энергией, обещал невероятные чудеса. Савва боялся лишь одного: того, что когда-нибудь сумеречному миру может потребоваться жертва и ему снова придется платить.

Кто угодно, только не Ниночка. Кто-нибудь не столь близкий и светлый…

* * *

Когда Крысолов вернулся в поместье, не было еще и пяти утра. Старый дом кутался в предрассветный туман и казался призраком из прошлого. Слишком много в этом месте разговоров про призраков. Вот и Арсений уже, похоже, заразился чужой манией. Ему бы добраться до своей комнаты незамеченным да поспать хоть пару часов. День обещает быть весьма насыщенным.

Выспаться не удалось. Стоило только закрыть глаза и с головой рухнуть в густой, без сновидений сон, как блаженную тишину нарушил женский плач. Не плач даже, а вой. Арсений вскочил, потер лицо, прогоняя остатки сна, глянул сначала на запертую дверь, потом на застывшего перед ней Грима.

— Что там? — спросил растерянно.

Ответом ему снова стал женский плач. В коридоре причитала Верочка. Арсений чертыхнулся, натянул джинсы и футболку, пригладил взъерошенные волосы, распахнул дверь.

Верочка сидела на корточках у стены напротив, обхватив голову руками, покачиваясь из стороны в сторону. Шелковая ночная сорочка задралась, обнажая белое бедро. Появления мужчины она, кажется, даже не заметила.

— Что случилось? — Он присел рядом, попытался заглянуть в заплаканное Верочкино лицо, взгляд упал на зажатый в ее руке мобильный телефон, и сердце сжалось от недоброго предчувствия. — Что случилось, я спрашиваю!

Верочка посмотрела совершенно безумным взглядом, взмахнула мобильником перед его лицом.

— Он разбился, — сказала, заикаясь. — Я спала, а телефон зазвонил. Эдик такой… он может звонить даже среди ночи, я привыкла. Не хотела отвечать, а он снова позвонил… А это не он, а они… — Она спрятала лицо в ладонях, снова завыла.

— Кто — они? Полиция, врачи? — Из нескладного рассказа Арсений понял только одно: ночная прогулка Эдика закончилась трагично.

— Из больницы. — Верочка всхлипнула. — Они сказали, что из больницы. Что он разбился и теперь в реанимации, что у него алкоголь в крови. — Она вдруг подняла на Арсения взгляд, произнесла с ненавистью: — Сколько раз его просила, чтоб не садился пьяный за руль! И Ната тоже просила! А он — не бойся, сеструха, я фартовый! Вот какой он фартовый… в реанимации.