От воды шел пар, но Марте все равно казалось, что она недостаточно горячая. Нет, она уже почти отогрелась, после того… после этого сумасшествия, кожа горела огнем, а губы саднило, но вода все равно должна была быть обжигающе горячей. Чтобы прогнать остатки притаившегося где-то глубоко внутри холода, чтобы смыть чужие поцелуи и прикосновения.
Оправдание своему падению можно найти всегда. Ей ли об этом не знать! Можно сослаться на стресс или на действие вина, а можно и вовсе не оправдываться. Ведь никому оно не нужно — ее оправдание. Но отчего же тогда она все время мысленно возвращается не в стылый погреб, где едва не умерла, а в объятия Крысолова, в которых ожила?
Благодарность! Пусть это будет маленькая женская благодарность за спасение. Крысолов не рыцарь в сияющих доспехах, но коль уж именно он ее спас… И плевать на то, что между ними произошло… она и не подозревала, что так бывает! Было и было! Больше не повторится. И даже не потому, что он фрик, а потому, что она кожей чувствует — они по разные стороны баррикад. Что развело их по эти стороны — другой вопрос, ей пока достаточно самого факта.
Банный халат был рассчитан на Крысолова и Марте оказался велик, но надевать свои отсыревшие, пропахшие вином вещи не хотелось. Как не хотелось вот так, сразу, возвращаться в комнату.
Он уже оделся. Сидел на аккуратно заправленной кровати с видом в одинаковой мере виноватым и сосредоточенным. Странное дело, с зачесанными назад чуть влажными волосами, без желтых очков, с густым нездешним загаром он казался куда как загадочнее и серьезнее себя прежнего. Еще молодой, но уже битый жизнью. Ведь битый же! Ведь случилось же с ним что-то! А иначе откуда эта горькая складочка, эта кривоватая улыбка и сейчас особенно заметная асимметрия лица.
— У тебя есть сигареты? — Ей нужно было что-то сказать, как-то преодолеть сковавшую их обоих неловкость, начать разговор.
— В кармане куртки. — Он не стал подниматься с кровати, просто махнул рукой. — И зажигалка там же.
— Я у тебя покурю, можно?
— Кури.
— И окошко приоткрою.
— Как скажешь.
Как скажешь… Ну и как с ним вообще разговаривать? О чем разговаривать?
Сигареты чуть отсырели, Марте пришлось постараться, чтобы раскурить одну из них.
— Обычно я не курю…
— Только в экстремальных ситуациях, — он невесело усмехнулся. — Я помню.
— Меня убить хотели. — Ей вдруг стало обидно из-за этой его отстраненности, точно и не с ним она… Точно и не было вообще ничего.
— Я заметил.
— Спасибо, что помог. — Не складывался у них разговор. Совсем не складывался.
— Это не я, это Грим. — Крысолов кивнул в сторону своего пса. — Без него я бы тебя никогда не нашел.
— А ты искал?
Он ничего не ответил, неопределенно пожал плечами.
— Зачем? — Действительно, зачем отвлекаться от Верочки, зачем искать ее, никому не нужную Марту?
Он снова ничего не ответил. Вместо этого спросил:
— Ты видела, кто тебя запер?
— Нет.
— А предположения?
— Никаких предположений.
— Сквозняк? — В его голосе и в самом деле была ирония или Марте это только послышалось?
— Человек! — Она загасила только что раскуренную сигарету. — Пойду я, пожалуй. Спасибо еще раз.
— Подожди! — Крысолов оказался рядом так быстро, что Марта и глазом моргнуть не успела, крепко, но не больно сжал запястье. — Тебе сейчас не стоит ходить к себе. — Он смотрел на нее рассеянным взглядом, словно что-то обдумывал.
— Почему? — Марта попыталась высвободиться, но он так и не разжал пальцев. Тонкие, музыкальные, но до чего же крепкие…
— Как думаешь, быстро бы тебя нашли?
— Живой не нашли бы точно. В погреб спускаются редко, только по особенным случаям.
— А ты зачем туда пошла?
— За вином.
— За ужином не хватило?
— Не твое дело.
Вот такой конструктивный у них получался диалог…
— Никто не видел, что я тебя оттуда вытащил. — Крысолов загадочно улыбнулся. — Ты понимаешь?
Нет, она ровным счетом ничего не понимала, но была готова выслушать его доводы.
— Тот, кто тебя запер, будет думать, что ты уже превратилась в эскимо. Тебе нужно день-другой отсидеться в укромном месте, а когда ты внезапно появишься, он обязательно отреагирует.
— Кто? Тот, кто пытался меня убить?
— Да, один из членов вашей дивной и невероятно дружной семьи. — А вот теперь в голосе Арсения слышалась не ирония, а сарказм. Про ее семью Крысолов все понял гораздо раньше, чем она сама. — Исключить из подозреваемых можно только меня, потому что я сам тебя вытащил из погреба, и Верочку.
— А Верочку почему? — Не нужно было спрашивать, но она все равно спросила.