Музы светлого Дома изящной словесности (СИ)

Волков, Серафима оглянулись, отступили чуть в сторону. В круг света от фонаря, висевшего перед входом в домик творца, вступила невысокая аккуратная девушка в военной форме.

— Женечка, — всхлипнул старик.

— Женевьева, — то ли приветствуя, то ли с неприязнью произнесла деваха-блондинка.

— Катюха, — ответила тем же тоном военнослужащая и продолжила рассказ. — Он напился…

— Напился! — подтвердил дед. — Ведь этот капитан был полная погань! Он, как под пули попал, так в штаны и наложил! И тогда в тылу, ворюга, пристроился, шуры-муры вертел подлые, пока не удавили гниду по-тихому. А я про него истории писать должен?! Что он — пример! Ворюга и герой-ловелас! Да я застрелюсь лучше!

— Ты почему его бросила? — строго спросила Серафима девушку в военной форме. — Двадцать лет вместе пишите. Это что, ничего не значит?!

— Да кто же его бросал?! — в отчаянье воскликнула девушка. — Его же, старого чёрта не переспоришь! Напился, крушить всё начал. Мне сказал, что я устарела! И творец туда же: «Предписываю назначить в качестве эксперимента Музу Катюху.». А меня — в отставку. Доэкспериментировались!

— Это когда было такое? — удивилась Серафима.

— Вы тогда к Овечкиной ушли, — неохотно пояснила Аделаида. — Меня дежурить оставили.

— Понятно, — тяжело вздохнула Серафима. — Пойдёмте в кабинет.

Дед, кряхтя, начал подниматься. Муза Женевьева кинулась ему помогать. Катюха и Аделаида терпеливо ждали. Аделаида при этом внимательно, можно сказать, с нездоровым любопытством рассматривала обольстительную Катюху.

— Ты чего? — смутилась та.

— Смотрю, — с непонятным выражением ответила Аделаида.

— Ты можешь не присутствовать при разбирательстве, если не хочешь — тихонько сказала Серафима Виту.

— Не говори ерунды, — так же тихо ответил он. — Я тебя не брошу. Ругань ещё не началась, ты уже расстроилась, а у меня новый носовой платок есть.

И Волков достал из кармана платок. Обычный, клетчатый, вроде как даже чистый.

— Спасибо, — тихо вздохнула Серафима.

— Значит, что тут у нас?

Все заинтересованные лица расселись в небольшом кабинете с творец-машиной. Вопрос Серафимы повис в воздухе.

— Жалоба автора, жалоба Музы, — после паузы подсказала Аделаида.

— Заявления? — официальным тоном произнесла Серафима.

— Женечка, — попросил дед, — ты напиши там, что возвращаю я творцу эту непутёвую Катюху, а тебя обратно хочу. Напиши, что я старый дурак, что погорячился, что я это… рамсы попутал.

— Хорошо, — тихо ответила Женевьева, выводя аккуратные буковки.

— Будем опять как в молодости, — бормотал дед, — резюме рассылать, наградами трясти, уговаривать, жаловаться… На одной глупой бабе свет клином не сошёлся…

Катюха же, как умеют только крашеные блондинки, одновременно и строчила что-то на листе бумаги, и мечтательно глядела в невидимую даль, и крутила левой рукой собственный «локон страсти».

— Вы вообще ничего не написали вместе? — спросила Серафима.

— Написали, — фыркнула Катюха, отвлекаясь. — Великую женскую мудрость.

— Какую?

Дед скривился, словно от зубной боли, а разбитная блондинка преднамеренно нудным тоном процитировала:

Правильно воспитанная грудь становится бюстом! Запущенная — обычными сиськами. Откормленная — сисяндрами. Любая девушка должна помнить об этом.

Повисла тишина.

— В принципе, это справедливо, — заметила Аделаида. — Только за такие слова…

— Глупости это, — покраснела Женевьева, поправляя гимнастёрку. — Вот наше заявление.

Творец-машина съела представленное заявление, но продолжала гудеть. Тихо-тихо, на пределе слышимости.

— Второго заявления ждёт, — пояснила Серафима.

— Зачитать? — нагло спросила Катюха.

— Дай, посмотрю, — протянула руку Серафима и замерла, изучая написанное. — Так… Катюха, Муза, специалист по гетерам, проституткам, гейшам, оторвам, курвам и прочее…волнующие танцы, тантрические обряды… гадание, мистика, нетрадиционные отношения, молодёжка… Ты считаешь, значит, что автор нарушил договор, заставляя тебя делать что-то против воли. Справедливо. Ты пишешь, что в квартире вонь и грязь. Что на уборку автор не вдохновляется…

— Он инвалид! Там, у себя, — вскинулась Женевьева. — Инвалид! Понимаете?

— Порядка в доме это не отменяет, — запальчиво ответила Катюха. — Нет чистоты в доме — нет порядка в произведении.

— Нет чистоты в ДУШЕ — нет порядка в произведении! — возразила Женевьева.

— СТОП! — прервала словесную перепалку Серафима. — Продолжаем. Ты считаешь, что как человек он козлина, как автор — ноль, пишешь, что вёл себя неадекватно, разоблачался, хватал тебя за волосы, порвал платье… Пишешь, что его воображаемый писюн — крохотный… Короче, тебе такой автор не нужен и ты настаиваешь на разрыве союза?

— Да, — подтвердила Катюха.

— Дура! — в сердцах сказала Женевьева. — Стерва!

— Сама дура! — огрызнулась Муза. — Написала как есть.

— Да что «как есть»! — внезапно возмутилась Аделаида. — Ты, Катюха, совсем не соображаешь! Творцу про писюны пишешь! Вот у него других дел нет!