Музыка души

Закончив увертюру, Петр Ильич тут же принялся за переделку симфонии: несмотря на обиду, мнение петербургских учителей оставалось важным для него. Однако и после переделки Петербург симфонию забраковал. Достойными исполнения были признаны только анданте и скерцо. Их успех был ниже среднего. Публика аплодировала, но автора не вызывала, а это для одного из первых появлений имени на афише равносильно провалу.

После столь холодного приема обида на учителей возросла, и Петр Ильич перестал добиваться признания своего таланта в Петербурге. Из почтительного ученика, робко представляющего на суд учителей свои произведения, он резко перешел к роли человека, перед которым они должны заискивать.

Былую любовь к Петербургу охлаждало и появление там кружка молодых музыкантов, руководимого Милием Алексеевичем Балакиревым. Их самоуверенное ниспровержение всех кумиров – Гайдна, Моцарта, Генделя, – война, которую они вели с консерваторией, вызывали у Петра Ильича неприязнь. А поскольку Могучая кучка, как они себя именовали, завоевывала все большее общественное внимание, свое отношение к ним он перенес на весь Петербург.

В Москве же у него появилось множество друзей. Здесь твердо верили в его артистическую будущность. И любовь к этому городу, поначалу вызвавшему отторжение, становилась все более пылкой.

***

Едва закончив одну работу, Петр Ильич принялся думать о следующей. Ему давно хотелось написать оперу, но долгое время он колебался в выборе сюжета. Наконец, становившееся все более дружеским общение с Островским натолкнуло его на мысль. Поколебавшись, Петр Ильич решился на очередном заседании Артистического кружка высказать драматургу свое предложение:

– Николай Александрович, я давно думаю о том, чтобы сочинить оперу. И мне хотелось бы взять сюжетом вашу «Грозу». Не согласились бы вы написать для меня либретто?

– Понимаете, Петр Ильич, – медленно и задумчиво ответил тот, – я был бы только рад сотрудничеству с вами, но «Гроза»… Как раз сейчас Кашперский работает над оперой на этот сюжет. Думаю, ни мне, ни вам было бы неинтересно повторять одно и то же, – Николай Александрович помолчал и решительно заключил: – А знаете, мы можем взять «Сон на Волге». По-моему, неплохой сюжет для оперы, а?

Как ни жаль было Петру Ильичу расставаться со столь любимым сюжетом, он вынужден был признать правоту Островского и согласиться.

Работа над оперой, озаглавленной «Воевода», началась весной, когда Островский дал Петру Ильичу первую часть либретто. Совершенно неопытный в этом жанре, он долго работал над своей первой оперой: до июня успел закончить лишь первый акт. И тут – о, ужас! – он ухитрился потерять либретто. Как это могло случиться, он сам не мог понять. Но что делать – пришлось просить Николая Александровича восстанавливать утерянный текст, что, конечно же, было встречено с недовольством. Черновиков тот не хранил, и ему пришлось заново писать значительную часть первых актов.

Так и не дождавшись либретто, Петр Ильич уехал на лето в Финляндию, взяв с собой Толю, а Модю отправив в Гапсал, где устроилась семья Давыдовых. Имея в кармане всего сто рублей, но совершенно не сомневаясь в том, что этих денег хватит на поездку, Петр Ильич с Толей не только жили в Выборге, ничем себя не стесняя, но и через несколько дней решили отправиться на Иматру. И вот тут-то они с ужасом обнаружили, что деньги закончились, и их едва хватает возвращение Петербург. О том, чтобы провести остаток лета в Выборге, не могло быть и речи.

Братья утешились тем, что в Петербурге всегда можно найти знакомых и родственников, которые помогут, и с первым пароходом отправились на родину. Увы, в столице их ждало горькое разочарование: все разъехались на лето кто куда, Петербург опустел, приютить их было некому.

На последние рубли, которых едва хватило на третий класс парохода «Константин», они поплыли в Гапсал, где обреталась семья Давыдовых. Несмотря на лето, ночи стояли невероятно холодные, а ехать в третьем классе означало круглые сутки находиться на палубе, без права входить в общую каюту. Как нарочно, теплой одежды с собой у братьев не было. Петр Ильич ужасно страдал и упрекал себя за непредусмотрительность и непрактичность, из-за которой младший брат, полностью полагавшийся на него, был вынужден существовать в таких условиях. К счастью, вместе с ними ехал Кун – преподаватель французского языка в Училище правоведения, и Петр Ильич выпросил у него на ночь теплый плед, которым и укрыл Анатолия. Тот сопротивлялся, уговаривал и даже требовал, чтобы брат взял плед себе, но тот остался непреклонен в этом вопросе. Обеспечив Толю хоть каким-то удобством, он немного успокоил угрызения совести. И дал себе зарок, что впредь не будет столь опрометчиво поступать.

Гапсал встретил их гостеприимно: несчастных скитальцев поселили в домике бедной вдовы, неподалеку от того дома, который занимала Александра Ивановна с дочерями, обласкали и утешили. Больше всех обрадовался Модест, успевший соскучиться по братьям. Он с криком бросился им в объятия, едва завидев.