Музыка горячей воды

— Чувак, — сказал он, — ты прекрасный старый кошак. Я не могу тебя в себе изжить.

— Кочумай, детка, кошаки теперь не в моде, на гребне псы.

— Мне тут помстилось, что тебе надо помочь, старик.

— Дежа, а когда было иначе?

Генри вышел на кухню, отыскал два пива, чпокнул их и вынес обратно.

— Я сейчас без пизды, детка, а для меня это все равно что без любви. Я их не разделяю. Я не такой умный.

— Мы все дураки, Папаша. И нам всем нужна помощь.

— Н-да.

У Мельцера с собой был маленький целлулоидный тюбик. Он аккуратно выстукал из него два беленьких пятнышка на кофейный столик.

— Это кокаин, Папаша, кокаин…

— А-хха-а.

Мельцер залез в карман, вытащил купюру в 50 долларов, свернул эти 50 потуже и вправил себе в ноздрю. Зажав пальцем вторую, сгорбился над пятнышками на столике и вдохнул. Затем извлек 50 долларов из носа, вправил во вторую ноздрю и всосал второе пятнышко.

— Снежок, — сказал он.

— Так Рождество ж, — ответил Генри. — Уместно. Мельцер вытряс на кофейный столик еще два пятнышка и передал полтинник Генри. Генри сказал:

— Не стоит, у меня свои есть, — нашел купюру в один доллар и заправился. По разу в каждую ноздрю. — Что скажешь насчет «Белого пса», который «наседает»? — спросил он.

— Это «Белый пес наседает», — ответил Мельцер, вытряхивая еще два пятнышка.

— Боже, — произнес Генри, — по-моему, мне больше никогда не будет скучно. Тебе же со мной не скучно, правда?

— Фиг там, — ответил Мельцер, заправляясь через 50 долларов со всей дури. — Папаша, да ни в жисть…

Пьянь по межгороду

Телефон зазвонил в 3 ночи. Фрэнсин поднялась и сняла трубку, потом принесла телефон Тони в постель. То был телефон Фрэнсин. Тони ответил. Звонила Джоанна — по межгороду, из Фриско.

— Слушай, — сказал он. — Я ж велел тебе сюда больше не звонить.

Джоанна была пьяна.

— Ты давай заткнись и выслушай. Ты мне, Тони, должен кой-чего.

Тони медленно выдохнул:

— Ладно, валяй.

— Как Фрэнсин?

— Мило, что поинтересовалась. Она прекрасно. Мы оба прекрасно. Мы спали.

— Ладно, я вообще-то проголодалась и вышла за пиццей, я в пиццерию пошла.

— Ну?

— Ты против пиццы?

— Пицца — это мусор.

— Что б ты понимал. В общем, я села в этой пиццерии и заказала особую пиццу. «Дайте мне лучшую-наилучшую», — говорю. И я сидела, а они мне ее принесли и сказали: восемнадцать долларов. Я говорю: я не могу восемнадцать долларов заплатить. Они засмеялись, ушли, а я стала есть пиццу.

— Как твои сестры?

— Я ни с той ни с другой больше не живу. Обе меня вытурили. Из-за этих моих звонков тебе по межгороду. Некоторые счета за двести долларов переваливали.

— Я ж велел тебе больше не звонить.

— Заткнись. Мне так легче себя предавать. Ты мне кой-чего должен.

— Ладно, продолжай.

— Ну, в общем, ем я эту пиццу, а сама не знаю, как буду за нее платить. А потом на меня сушняк напал. Надо пивка, поэтому я отнесла пиццу к бару и заказала пива. Выпила, еще пиццы поела и тут вижу — рядом такой высокий техасец стоит. Футов семи ростом. Он меня пивом угостил. И музыку по автомату слушал — кантри-энд-вестерн. Там все место в таком стиле. Тебе же не нравится кантри-энд-вестерн, правда?

— Мне пицца не нравится.

— В общем, я с техасцем пиццей поделилась, и он мне еще пива взял. И вот мы пили пиво и ели пиццу, пока не доели. За пиццу он заплатил, и мы пошли в другой бар. Опять кантри-энд-вестерн. Мы потанцевали. Он хорошо танцевал. Мы пили и ходили по всяким таким кантри-энд-вестерн-барам. В какой бар ни зайдем — там кантри-энд-вестерн. Мы пили пиво и танцевали. Замечательно у него выходило.

— Ну?

— Наконец мы опять проголодались и зашли в драйв-ин съесть по гамбургеру. Едим мы гамбургеры, а он вдруг наклонился и меня поцеловал. Страстно так. У-ух!

— О?

— Я ему говорю: «Блин, пошли в мотель». А он такой: «Нет, давай ко мне». А я: «Нет, я в мотель хочу». Но он все равно меня уломал к нему.

— А жены дома не было?

— Нет, у него жена в тюрьме. Насмерть застрелила одну их дочку, той семнадцать было.

— Понятно.

— В общем, у него только одна дочка осталась. Ей шестнадцать, и он меня с ней познакомил, а потом мы ушли в спальню.

— Мне нужно знать подробности?

— Дай мне рассказать! Я за этот звонок плачу. Я за все свои звонки сама платила! Ты мне кой-чего должен, поэтому бери и слушай!

— Дальше.

— Ну, в общем, мы зашли в спальню и разделись. Втарен он был что надо, только краник у него был какой-то до ужаса синенький.

— Беда только, если яйца синеют.

— В общем, мы легли в постель, повозились немного. Но тут возникла проблема…

— Слишком напились?

— Да. Но главным образом — из-за того, что его раскочегаривало, только если его дочка в комнату входила или шум от нее какой доносился — кашляла она там или в туалете смывала. Один взгляд на дочку — и его возбуждает, просто-таки подпаливает.

— Понимаю.

— Правда?

— Да.